![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
oio11The Jung Cult: Origins of a Charismatic Movement - Christian Research Institute
Article ID: DP215 | By: Elliot Miller
In the early years of this century, Swiss psychiatrist Carl Gustav Jung (1875-1961) became the second-in-command in Sigmund Freud’s psychoanalytic movement. In 1913 Jung broke with Freud and established his own movement, called analytic psychology.
Although Freud’s importance in the history of psychology has been much greater than Jung’s, in recent decades the former’s influence has declined while the latter’s has grown. Jung’s increasing influence is most noticeable in the broader culture. Best-selling authors who promote Jungian ideas include the late Joseph Campbell (The Power of Myth), Thomas Moore (The Care of the Soul), and Clarissa Pinkola Estés (Women Who Run with the Wolves).
In my judgment, no single individual has done more to shape the contemporary New Age movement than Jung. And Jung has also won acceptance from many professing orthodox Christians, some of whom are popularizers of his ideas (e.g., J. Gordon Melton, Morton Kelsey, and John Sanford). His profound influence on the inner healing movement is documented in Don Matzat’s Inner Healing: Deliverance or Deception? (Harvest House, 1987).
Because of Jung’s extreme importance today, the publication of Richard Noll’s The Jung Cult was a major literary event. It won a prize as the best book of 1994 on psychology from the Association of American Publishers. Noll, 36, is a clinical psychologist who recently completed a postdoctoral fellowship in the history of science at Harvard University. The book’s central thesis is that the movement that Jung initiated is much closer in nature to a neopagan (Aryan) cult than the scientific psychiatric discipline that it has always claimed to be. It is not just religious but a religion.
Noll affirms that Jung increasingly guided his movement away from the trappings of a scientific discipline, shaping it instead into a “charismatic movement” or cult of personality built around himself. Jung’s true esoteric message was made available mystery-cult style only to initiates who had undergone one hundred hours of analysis and had obtained Jung’s personal permission. Since Jung’s death it has been passed down to the present generation of initiates by a “body of priest-analysts.”
The “Fin de Siecle”: In Search of the Historical Jung. Convinced that the Jung portrayed in Jungian literature is not historically reliable but rather the well-crafted image of a cultic leader preserved by his cult, Noll set out to uncover the historical Jung. To do so, it was necessary for him to comprehensively analyze the vast intellectual milieu that gave rise to Jungian psychology. He has done an amazing job.
Noll asserts that none of the extant biographies of Jung place him within the historical context of the fin de siecle (“end of the [nineteenth] century”), a period in European history that Jung himself claimed “‘contains the origin of all my ideas’” (p. 26). It was a time of “cultural ferment and generational collision in which opposing forces of rationality and irrationality, of social progress and hereditary degeneration, of positivism and occultism, scraped together like great tectonic plates and set off earthquakes and aftershocks that culminated in the Great War and its subsequent revolutions and putsches . . . .” (27). No one better represented the fin de siecle period than philosopher Friedrich Nietzsche, the prophet of modernity and irrationalism. And, Noll affirms, no one exerted a greater influence over Jung than Nietzsche.
Nietzsche himself was strongly influenced by the German higher criticism of the nineteenth century that sought for the “historical Jesus’ and, in the process, reduced Christian theology to the level of mythology. Noll observes that “by the end of the century widespread skepticism about the divinity of Jesus and the truth of the stories in the Gospels of the New Testament opened the way for social experimentation with alternative religions, neopagan, occultist, or atheistic life-styles” (34). To this he adds, “Jung’s later repudiation of orthodox Christianity has its roots in this Protestant critical theology that also redirected Nietzsche to explore pagan paths of regeneration” (37).
This revision of the image of Christ allowed people in the current of the fin-de-siecle to reevaluate pagan religions, especially the ancient Hellenistic (Greek or Greek influenced) mystery cults, which seemed to have many surface similarities with certain aspects of the early Christ cult of the Roman Empire. The ancient mysteries and their pagan gods would no longer seem as satanic and taboo to the average Christian — or at least to the learned scholar… If Jesus of Nazareth was no longer outside of time and was in fact a historical person, as these German Protestant theologians argued, how could any thinking Christian turn to Christ or his contemporary representatives in the various Christian churches for redemption or salvation? Many late nineteenth-century individuals came up with creative solutions to these problems and paved new paths to individual fulfillment — in some cases with more than a little help from some very ancient pagan sources. (37)
Haeckel and the “Biogenetic Law.” Of course, evolutionary theory also strongly influenced the thinking of young fin-de-siecle intellectuals such as Jung. Evolution seemed to hammer another nail into the coffin of orthodox Christianity. But in Germany the dominant evolutionary theorist was not Charles Darwin but biologist Ernst Haeckel. Haeckel’s published views on human evolution predated those of Darwin, and it was he who developed the famous “biogenetic law” that “ontogeny recapitulates phylogeny” (i.e., that the evolutionary stages of a species are repeated in the prenatal development of individual members of that species).
Haeckel was not an atheist but a pantheistic monist who held to the unity of matter and spirit. Believing, therefore, that ontogeny recapitulates phylogeny in the realm of the soul as well as the body, he called on psychological researchers to demonstrate this principle. Apparently Jung took this summons seriously, for his theory of a collective unconscious (race memory) was originally based on the biogenetic law.
Jung wrote in The Psychology of the Unconscious (as quoted in Noll, 53) that the “phantastical” thinking found in the “lower races” in children, and even in modern educated adults when they allow their minds to wander, corresponds to the “phantastical, mythological thinking of antiquity.” Thus, “from all these signs it may be concluded that the soul possesses in some degree historical strata, the oldest stratum of which would correspond to the unconscious.”
Noll reveals the significance of all this to analytical psychology:
Haeckel thus becomes the key to understanding the biological ideas underlying Jungs hypothesis of a phylogenetic layer of the unconscious mind circa 1909. In his first published theory to this effect, in 1911, Jung introduces the idea that his phylogenetic layer contains the mythological images and thinking of pagan antiquity: therefore, when Jung’s use of language is analyzed to reveal his intent, it is a decidedly pre-Christian layer that has been covered up by centuries of Judeo-Christian sediment. Although initially viewed as, perhaps, “psychosis” or “incipient psychosis” in 1909, by 1916 — after repudiating the relevance of the Christian myth in his own life in 1912 — Jung instead advocates deliberately cutting through centuries of strangling Judeo-Christian underbrush to reach the promised land of the “impersonal psyche,” a pre-Christian, pagan “land of the Dead,” and to thereby be revitalized. (54; emphases in original.)
Around 1916 Jung stopped referring to a phylogenetic unconscious and began instead to speak of an impersonal or collective unconscious. By so doing he was shifting his emphasis from a biologically defined unconscious composed of layers of evolutionary experience to a more Platonic unconscious composed of certain symbolic ideas and images (dominants or archetypes).
To prove his theory of a collective unconscious Jung cited the recurring independent appearances of the same archetypes in mythological traditions and in the delusions of his psychiatric patients — particularly one patient known as the “Solar Phallus Man,” whose hallucination of a phallic sun paralleled a vision described in the ancient Mithraic Liturgy. However, Noll delivers a severe blow to these claims. First, he points out that the patients in the hospital where Jung conducted his research had ample opportunities to learn about ancient mythology. Next, he documents that the Solar Phallus Man could indeed have had access to information about the Mithraic Liturgy, and that in order to conceal this fact Jung deliberately misrepresented several important details surrounding the case.
Influences on Jung, besides Nietzsche and Haeckel (among many others detailed in the book), included Theosophy, spiritualism, and the neopagan volkisch revival that also gave rise to National Socialism.
Theosophy. Through advances in publishing technology around the l880s, “the great philosophies of the East were distilled and marketed en masse to Western civilization to a greater extent than had ever been possible at any previous time in history. The enormous Theosophical publishing machine thus set the stage for the familiar countercultural fascination with these topics, beginning in Ascona, Switzerland and Munich circa 1900, and continuing through the beatniks, hippies, Greens, and New Agers of more recent times” (67-68). Noll cites considerable evidence to suggest that Jung had read these works and gained much of his initial knowledge of Eastern philosophy, Gnosticism, ancient mythology, and astrology from them.
Spiritualism. Noll also indicates that Jung’s long-time interest in spiritualism gave him “ample experience of how one may deliberately enter a dissociative state, or trance, that allowed such automatisms as automatic writing or even alternate personalities to emerge. Jung had observed this at séances, and indeed, his entire mother’s side of the family . . . . seemed to have regularly engaged in discourse with spirits” (202).
After having repeated visions in 1913 of all Europe being destroyed in a sea of blood, Jung heard a disembodied voice speak to him about the visions. Desiring to hear more from the voice and engage it in conversation, Jung offered the entity the use of his body so that it would have the necessary “speech centers” to communicate with him. “This,” Jung wrote, “is the origin of the technique I developed for dealing directly with the unconscious contents.” Noll makes the obvious but critical point: “Jung is therefore admitting here that his psychotherapeutic technique of active imagination is based on the techniques of spiritualism” (203).
Active imagination became the foundation for Jung’s entire approach to psychotherapy, as Noll describes:
It was in December 1913 that he begins the deliberately induced visionary experiences that he later named “active imagination.” From this time forward, Jung engages in these visions with the attitude that they are real in every sense of the word. In these visions he descends and meets autonomous mythological figures with whom he interacts. Over the years (certainty by 1916) a wise old man figure named Philemon emerges who becomes Jung’s spiritual guru, much like the ascended “masters” or “brothers” engaged by [Theosophy’s H. P.] Blavatsky or the Teutonic Brotherhood of the Armanen met by [Guido von] List. Philemon and other visionary figures insist upon their reality and reveal to Jung the foundation of his life and work. He refers on many occasions to the place where these beings live as “the land of the Dead.” These visionary experiences — Jung’s mythic confrontation with the unconscious — form the basis of the psychological theory and method he would develop in 1916. (209-10)
It would seem then that Jung’s approach is essentially a fusion of spiritualism with psychology, the “collective unconscious” being nothing other than a psychoanalytic term for the same realm of experience that occultists call the spirit world.
From here Noll proceeds to describe how “active imagination” led Jung to an experience of deification in which he identified himself with Christ. And Noll leaves no room for doubt that such self-deification is one and the same as “individuation” — the therapeutic goal of analytical psychology.
Jungian analysis, explains Noll, is essentially an initiation into a pagan mystery — a means to experience what Jung experienced. It is an occult process in which the opposites of creation supposedly reconcile in the oneness of the god within, and thus the individual becomes psychologically and spiritually whole. As Noll aptly observes: “Jung’s familiar psychological theory and method, which are so widely promoted in our culture today, rests [sic] on this very early neopagan or volkisch formulation — a fact entirely unknown to the countless thousands of devout Christian or Jewish Jungians today who would, in all likelihood, find this fact repugnant if they fully understood the meaning behind the argument I make here” (219).
Significantly, Jung’s path to individuation “demanded breaking bonds with one’s family, one’s society, even one’s God, for ‘by cutting himself off from God’ the individual becomes ‘wholly himself.’” Thus, “the first step in individuation is a tragic guilt. The accumulation of guilt demands expiation . . . . Every further step in individuation creates new guilt and necessitates new expiation. Hence: individuation is continual rebirth through sinning (breaking bourgeois-Christian norms) and redemption (translating transcendental insights into social action).”
Volkisch Groups, Sun Worship, and Anti-Semitism. Noll is convinced that Jung cannot be properly understood apart from this “volkisch formulation”: “Nineteenth-century Europe witnessed a revival of what has been termed volkisch (‘folkish’) movements, nationalistic groups bonded together by a common ethnic and cultural identity (the idea of Volk) and seeking a political and cultural return to an idealized past or golden age. A new utopian golden age of the Volk could then be established” (75). Many Germanic people who started out in Theosophy or other occult teachings began to seek their own pre-Christian, pagan (Teutonic) roots. Drawing on scholarly and occultic (e.g., Theosophical) speculations about evolution and the history of the Aryan race (Indo-European Caucasians, as distinct from Semitic Caucasians), they cultivated sentiments of nationalism, racial superiority, and (in some cases) overt anti-Semitism. National Socialism was one of many movements that emerged from this revival.
While not openly and blatantly espousing anti-Semitism, Jung had collegial relations with open anti-Semites, read and cited anti-Semite works, shared their volkisch interest in the Aryan roots of the Germanic peoples, made unflattering comments about the Semitic peoples’ spiritual and psychological development as compared to the Aryan peoples, and long supported a secret quota that kept Jewish membership limited to 10 percent in his Psychology Club in Zurich. After the atrocities of Hitler’s regime came to light, Jung shifted his metaphysical focus from volkisch themes to the “rich symbolism of alchemy” (284).
Sun worship occupied a central place in this turn-of-the-century neopagan spirituality. Believed to be the practice of the ancient Teutons, it was viewed as the best alternative to Semitic Christ worship and in keeping with modern scientific knowledge of the earth’s dependence on the sun. Noll extensively documents that “Jung’s earliest psychological theories and method can be interpreted as perhaps nothing more than an anti-Christian return to solar mythology and sun worship based on Romantic beliefs about the natural religion of the ancient Aryan peoples. What Jung eventually offered to volkisch believers in sun worship circa 1916 was a practical method — active imagination — through which one could contact [Teutonic] ancestors and also have a direct experience of God as a star or sun within” (136). Indeed, Noll affirms that “sun worship is perhaps the key to fully understanding Jung and the story I tell in this book” (137).
An Unintending Apologist. The Jung Cult is must reading for the Christian who wants a serious, objective, scholarly treatment of Jung and his movement. Although Noll makes comments that indicate he is not an orthodox Christian, throughout this book he puts his finger on those aspects of Jung’s life and thought that would most concern Christians.
Noll’s book is serviceable to Christian apologetics all the more because he is not a Christian apologist (and thus cannot be accused of having an orthodox Christian bias). He documents that Nazism — the epitome of intolerance — did not arise out of a Christian fundamentalism (as many today presume) but rather out of a virulently anti-Christian sentiment, occultism, and evolutionary scientism. A profusion of mysticism, nature worship, and neopaganism comparable to what we find in the West today did not prevent militant nationalism, racism, and anti-Semitism but actually fueled their development. Indeed, it was the rejection of orthodox Christianity in eighteenth and nineteenth-century Germany that opened the floodgates that ultimately culminated in the rise of the Third Reich.
http://www.equip.org/articles/the-jung-cult-origins-of-a-charismatic-movement
Культ Юнга: Происхождение харизматического движения
Код статьи: DP215 | Автор: Эллиот Миллер
В первые годы этого столетия швейцарский психиатр Карл Густав Юнг (1875-1961) стал вторым заместителем в психоаналитическом движении Зигмунда Фрейда. В 1913 году Юнг порвал с Фрейдом и создал свое собственное движение, называемое аналитической психологией.
Хотя значение Фрейда в истории психологии было намного больше, чем у Юнга, в последние десятилетия влияние бывшего уменьшилось, в то время как последнее выросло. Возрастающее влияние Юнга наиболее заметно в более широкой культуре. Популярными авторами, рекламирующими юнгианские идеи, являются покойный Джозеф Кэмпбелл ( «Сила мифа» ), Томас Мур ( «Уход за душой» ) и Кларисса Пинколола Эстес (« Женщины, которые бегут с волками» ).
По моему мнению, ни один человек не сделал больше, чтобы сформировать современное движение Нью Эйдж, чем Юнг. И Юнг также получил признание от многих исповедующих православных христиан, некоторые из которых являются популяризаторами его идей (например, Дж. Гордон Мелтон, Мортон Келси и Джон Сэнфорд). Его глубокое влияние на внутреннее исцеляющее движение задокументировано в « Наследии исцеления: избавление или обман» дона Мацата ? (Harvest House, 1987).
Из-за крайней важности Юнга сегодня публикация « The Jung Cult» Ричарда Нолла была крупным литературным событием. Он получил приз как лучшая книга 1994 года по психологии из Ассоциации американских издателей. 36-летний Нолл является клиническим психологом, который недавно завершил постдокторскую стипендию в истории науки в Гарвардском университете. Центральный тезис книги состоит в том, что движение, которое инициировал Юнг, гораздо ближе по своей природе к неоязыческому (арийскому) культу, чем к научной психиатрической дисциплине, которую он всегда утверждал. Это не просто религиозная, а религия .
Нолл утверждает, что Юнг все больше направлял свое движение от атрибутов научной дисциплины, превращая его вместо этого в «харизматическое движение» или культ личности, построенный вокруг себя. Истинное эзотерическое послание Юнга было доступно для таинственно-культового стиля только для посвященных, которые прошли сто часы анализа и получили личное разрешение Юнга. Со времени смерти Юнга он был передан нынешнему поколению посвященных «телом священников-аналитиков».
«Фин де Сикле»: в поисках исторического Юнга . Будучи убежденным в том, что Юнг, изображенный в юнгианской литературе, не является исторически достоверным, а скорее хорошо продуманным образом культового лидера, сохраненного его культом, Нолл отправился раскрывать исторический Юнг. Для этого ему необходимо было всесторонне проанализировать обширную интеллектуальную среду, которая породила юнгианскую психологию. Он проделал замечательную работу.
Нолл утверждает, что ни одна из сохранившихся биографий Юнга не помещает его в исторический контекст fin de siecle («конец девятнадцатого века»), период европейской истории, который сам Юнг утверждал «», содержит происхождение всех моих Идей »(стр. 26). Это было время «культурного столкновения бродов и поколений, в котором противостоящие силы рациональности и иррациональности, социального прогресса и наследственного вырождения, позитивизма и оккультизма, соскоблились вместе, как великие тектонические плиты, и отправились с землетрясений и афтершоков, кульминацией которых стала Великая война И его последующих революций и путчей. , , . (27). Никто не лучше представлял период плавания, чем философ Фридрих Ницше, пророк современности и иррационализма. И, утверждает Нолл, никто не оказал более сильного влияния на Юнга, чем Ницше.
Сам Ницше сильно находился под влиянием немецкой высшей критики девятнадцатого века, которая стремилась к «историческому Иисусу» и, в этом процессе, уменьшала христианскую теологию до уровня мифологии. Нолл отмечает, что «к концу века широко распространенный скептицизм в отношении божественности Иисуса и истины историй в Евангелиях Нового Завета открыл путь для социальных экспериментов с альтернативными религиями, неоязыческими, оккультистскими или атеистическими жизненными стилями» (34). На это он добавляет: «Позднее отказ Юнга от ортодоксального христианства уходит своими корнями в эту протестантскую критическую теологию, которая также перенаправила Ницше на изучение языческих путей регенерации» (37).
Этот пересмотр образа Христа позволил людям в потоке fin-de-siecle переосмыслить языческие религии, особенно древние эллинистические (греческие или греческие) тайные культы, которые, казалось, имели много поверхностных сходств с определенными аспектами раннего Культ Христа Римской империи. Древние тайны и их языческие боги больше не казались бы сатанинскими и табуистами для среднего христианина - или, по крайней мере, для ученого ... Если Иисус из Назарета больше не был вне времени и был на самом деле историческим человеком, так как эти протестанты-немцы Богословы утверждали, как мог любой мыслящий христианин обратиться ко Христу или его современным представителям в различные христианские церкви для искупления или спасения? Многие люди конца девятнадцатого века придумали творческие решения этих проблем и проложили новые пути к индивидуальному исполнению - в некоторых случаях более чем немного помогли некоторые древние языческие источники. (37)
Геккель и «Биогенетический закон». Разумеется, эволюционная теория также сильно повлияла на мышление молодых интеллектуалов-интеллектуалов, таких как Юнг. Эволюция, казалось, забила еще один гвоздь в гроб ортодоксального христианства. Но в Германии доминирующим теоретиком-эволюционистом был не Чарльз Дарвин, а биолог Эрнст Геккель. Опубликованные взгляды Геккеля на эволюцию человека предшествовали представлениям Дарвина, и именно он разработал знаменитый «биогенетический закон», который «онтогенез повторяет филогению» (т. Е. Что эволюционные стадии вида повторяются в пренатальном развитии отдельных членов этого виды).
Геккель не был атеистом, а пантеистическим монистом, придерживающимся единства материи и духа. Полагая, следовательно, что онтогенез повторяет филогению в сфере души, а также тела, он призвал психологов-исследователей продемонстрировать этот принцип. Очевидно, Юнг серьезно воспринял это повествование, потому что его теория коллективного бессознательного (расовая память) была первоначально основана на биогенетическом законе.
Юнг написал в «Психологии бессознательного» (как цитируется в «Нолл», 53), что «фантастическое» мышление, обнаруженное в «низших расах» у детей и даже у современных образованных взрослых, когда они позволяют своим умом блуждать, соответствует " Фантастическое, мифологическое мышление древности ». Таким образом,« из всех этих признаков можно заключить, что душа обладает в какой-то степени историческими слоями, самый старый слой которых будет соответствовать бессознательному ».
Нолл раскрывает значение всего этого для аналитической психологии:
Таким образом, Геккель становится ключом к пониманию биологических идей, лежащих в основе гипотезы Юнгса о филогенетическом слое подсознания около 1909 года. В своей первой опубликованной теории этого эффекта в 1911 году Юнг вводит идею о том, что его филогенетический слой содержит мифологические образы и мышление Языческой древности: поэтому, когда использование языка Юнга анализируется, чтобы выявить его намерение, это явно дохристианский слой, который был покрыт веками иудео-христианских отложений. Хотя вначале он считался, пожалуй, «психозом» или «начальным психозом» в 1909 году, к 1916 году - после отрицания актуальности христианского мифа в его собственной жизни в 1912 году Юнг вместо этого пропагандировал сознательное сокращение многовекового задушения иудео-христианского подлеска Достичь обетованной земли «безличной психики», дохристианской языческой «земли мертвых» и, таким образом, оживить ее . (54; подчеркивает оригинал.)
Примерно в 1916 году Юнг перестал ссылаться на филогенетическое бессознательное и начал вместо этого говорить о безличном или коллективном бессознательном. Таким образом, он переключил свой акцент с биологически определенного бессознательного, состоящего из слоев эволюционного опыта, на более платоническое бессознательное, состоящее из определенных символических идей и образов ( доминанты или архетипы ).
Чтобы доказать свою теорию коллективного бессознательного, Юнг привел повторяющиеся независимые проявления тех же архетипов в мифологических традициях и в заблуждениях своих психиатрических пациентов - особенно одного пациента, известного как «Солнечный фаллос», чья галлюцинация фаллического солнца параллельна Описанное в древней Митрайской литургии. Тем не менее, Noll оказывает серьезный удар по этим претензиям. Во-первых, он указывает, что пациенты в больнице, где Юнг проводил его исследования, имели широкие возможности узнать о древней мифологии. Затем он сообщает, что у Солнечного Фаллоса действительно был доступ к информации о Митрайской литургии, и что для того, чтобы скрыть этот факт, Юнг умышленно исказил несколько важных деталей, связанных с этим делом.
Влияния на Юнга, помимо Ницше и Геккеля (среди многих других, подробно описанных в книге), включали теософию, спиритуализм и возрождение неоязычного волкиша, что также породило национал-социализм.
Теософия. Благодаря достижениям в области издательской техники в 8080-х годах «великие философии Востока были перегорожены и проданы в массовом порядке для западной цивилизации в большей степени, чем когда-либо были в любое время в истории. Огромная Теософическая издательская машина, таким образом, заложила основу для знакомого контркультурного увлечения этими темами, начиная с Асконы, Швейцарии и Мюнхена примерно в 1900 году и продолжая более поздние битники, хиппи, зеленые и новые агенты »(67-68 ). Нолл приводит немало доказательств того, что Юнг прочитал эти работы и получил большую часть своих первоначальных знаний о восточной философии, гностицизме, древней мифологии и астрологии.
Спиритизм. Нолл также указывает, что давний интерес Юнга к спиритуализму дал ему «достаточный опыт того, как можно сознательно входить в диссоциативное состояние или транс, что позволило бы таким автоматизмам, как автоматическое письмо или даже альтернативные личности. Юнг наблюдал это на сеансах и, действительно, на всей материнской стороне семьи. , , , Казалось, регулярно занимался дискурсом с духами »(202).
После повторения видений в 1913 году, когда вся Европа была разрушена в море крови, Юнг услышал, что бесплотный голос говорит ему о видениях. Желая услышать больше от голоса и вовлечь его в разговор, Юнг предложил сущности использовать свое тело, чтобы у него были необходимые «речевые центры» для общения с ним. «Это, - писал Юнг, - является источником техники, которую я разработал для непосредственного обращения с бессознательным содержанием». Нолл делает очевидную, но критическую точку: «Поэтому Юнг признает здесь, что его психотерапевтическая техника активного воображения основана на Техники спиритуализма "(203).
Активное воображение стало основой всего подхода Юнга к психотерапии, как описывает Нолл:
Именно в декабре 1913 года он начал преднамеренно индуцированные дальновидные переживания, которые он позже назвал «активным воображением». С этого момента Юнг занимается этими видениями с отношением, что они реальны во всех смыслах этого слова. В этих видениях он спускается и встречается с автономными мифологическими фигурами, с которыми он взаимодействует. На протяжении многих лет (достоверность к 1916 году) появляется мудрая фигура старика по имени Филимон, которая становится духовным гуру Юнга, так же, как вознесенные «хозяева» или «братья», занятые Блаватской теософой или Тевтонским братством Арманена, встреченные [ Guido von]. Филимон и другие провидческие фигуры настаивают на своей реальности и раскрывают Юнг основы своей жизни и работы. Он много раз ссылается на то место, где эти существа живут как «земля мертвых». Эти дальновидные переживания - мифическое противостояние Юнга с бессознательным - составляют основу психологической теории и метода, которые он разработает в 1916 году. (209- 10)
Казалось бы, подход Юнга в основном представляет собой слияние спиритизма с психологией, «коллективное бессознательное» - не что иное, как психоаналитический термин для той же сферы опыта, которую оккультисты называют духовным миром.
Отсюда Нолл продолжает описывать, как «активное воображение» привело Юнга к опыту обожествления, в котором он отождествлял себя со Христом. И Нолл не оставляет сомнений в том, что такое самообогащение одно и то же, что и «индивидуация» - терапевтическая цель аналитической психологии.
Юнганский анализ, объясняет Нолл, по сути является посвящением в языческую тайну - средство испытать то, что пережил Юнг. Это оккультный процесс, в котором противоположности творения якобы примиряются в единстве бога внутри, и, таким образом, индивид становится психологически и духовно целым. Как замечает Нолл, «знакомая психологическая теория и метод Юнга, которые так широко пропагандируются в нашей культуре сегодня, основываются на этой очень ранней неоязыческой или вукишской формулировке - факте, полностью неизвестном бесчисленным тысячам набожных христианских или еврейских юнговцев Сегодня, который, по всей вероятности, найдет этот факт отвратительным, если они полностью поймут смысл за аргументом, который я здесь делаю »(219).
Примечательно, что путь Юнга к индивидуации «требовал разрыва связей с семьей, обществом, даже с Богом, ибо« отрезая себя от Бога », человек становится« полностью сам ». Таким образом,« первый шаг в индивидуализации - трагический Вины . Накопление вины требует искупления . , , , Каждый последующий шаг в индивидуализации создает новую вину и требует нового искупления. Следовательно: индивидуация - это непрерывное возрождение через грех (нарушение буржуазно-христианских норм) и искупление (перевод трансцендентного понимания в социальное действие) ».
Группы Волкиш, поклонение Солнцу и антисемитизм. Нолл убежден, что Юнг не может быть правильно понят отдельно от этой «формулировки волкиша»: «В Европе девятнадцатого века наблюдалось возрождение так называемых волкишских (« народных ») движений, националистических групп, связанных общей этнической и культурной идентичностью ( Идея Волка) и поиск политического и культурного возвращения к идеализированному прошлому или золотому веку. Тогда может быть установлен новый утопический золотой век Волка »(75). Многие германские люди, начавшие теософию или другие оккультные учения, стали искать свои собственные дохристианские, языческие (тевтонские) корни. Опираясь на научные и оккультные (например, теософские) спекуляции об эволюции и истории арийской расы (индоевропейские кавказцы, в отличие от семитских кавказцев), они культивировали чувства национализма, расового превосходства и (в некоторых случаях) -Semitism. Национал-социализм был одним из многих движений, возникших в результате этого возрождения.
Не открыто и откровенно поддерживая антисемитизм, Юнг имел коллегиальные отношения с открытыми антисемитами, читал и цитировал антисемитские произведения, разделял их интерес к арийским корням германских народов, делал нелестные комментарии о духовном народе семитских народов И психологическое развитие по сравнению с арийскими народами, и долгое время поддерживали секретную квоту, в которой еврейский членский состав ограничивался 10 процентами в его Клубе психологии в Цюрихе. После того как зверства гитлеровского режима выяснились, Юнг переместил свой метафизический фокус с волкишских тем на «богатый символизм алхимии» (284).
Поклонение Солнцу занимало центральное место в этой неопаганской духовности конца века. Считая, что это практика древних тевтонов, она рассматривалась как лучшая альтернатива богослужению семитского Христа и в соответствии с современными научными знаниями о зависимости Земли от солнца. Нолл широко утверждает, что «самые ранние психологические теории и метод Юнга можно интерпретировать как не что иное, как антихристианское возвращение к солнечной мифологии и поклонению солнцу на основе романтических убеждений о естественной религии древних арийских народов. То, что Юнг в конце концов предложил верующим волкать в поклонении солнцу около 1916 года, был практическим методом - активным воображением, благодаря которому можно было связаться с предками Тевтонского, а также иметь непосредственный опыт Бога как звезды или солнца внутри »(136). Действительно, Нолл утверждает, что «поклонение солнцу, возможно, является ключом к полному пониманию Юнга и истории, которую я рассказываю в этой книге» (137).
Непреднамеренный апологет. Культ Юнга должен читать для христианина, который хочет серьезного, объективного, научного отношения к Юнгу и его движению. Хотя Нолл делает замечания, которые указывают, что он не православный христианин, во всей этой книге он указывает на те аспекты жизни Юнга и мысли, которые больше всего касались бы христиан.
Книга Нолла более пригодна для христианской апологетики, потому что он не христианский апологет (и, следовательно, его нельзя обвинять в ортодоксальном христианском уклоне). Он утверждает, что нацизм - воплощение нетерпимости - не возникал из-за христианского фундаментализма (как сегодня полагают многие), а скорее из яростного антихристианского настроения, оккультизма и эволюционного сциентизма. Изобилие мистицизма, поклонения природе и неопаганизма, сопоставимых с тем, что мы находим на Западе, сегодня не предотвращали воинствующий национализм, расизм и антисемитизм, а на самом деле способствовали их развитию. Действительно, отказ от ортодоксального христианства в Германии XVIII и XIX веков открыл шлюзы, которые в конечном итоге завершились ростом Третьего Рейха.
Христианский исследовательский институт
http://translate.google.com/translate?hl=ru&sl=auto&tl=ru&u=www.equip.org/articles/the-jung-cult-origins-of-a-charismatic-movement
Article ID: DP215 | By: Elliot Miller
In the early years of this century, Swiss psychiatrist Carl Gustav Jung (1875-1961) became the second-in-command in Sigmund Freud’s psychoanalytic movement. In 1913 Jung broke with Freud and established his own movement, called analytic psychology.
Although Freud’s importance in the history of psychology has been much greater than Jung’s, in recent decades the former’s influence has declined while the latter’s has grown. Jung’s increasing influence is most noticeable in the broader culture. Best-selling authors who promote Jungian ideas include the late Joseph Campbell (The Power of Myth), Thomas Moore (The Care of the Soul), and Clarissa Pinkola Estés (Women Who Run with the Wolves).
In my judgment, no single individual has done more to shape the contemporary New Age movement than Jung. And Jung has also won acceptance from many professing orthodox Christians, some of whom are popularizers of his ideas (e.g., J. Gordon Melton, Morton Kelsey, and John Sanford). His profound influence on the inner healing movement is documented in Don Matzat’s Inner Healing: Deliverance or Deception? (Harvest House, 1987).
Because of Jung’s extreme importance today, the publication of Richard Noll’s The Jung Cult was a major literary event. It won a prize as the best book of 1994 on psychology from the Association of American Publishers. Noll, 36, is a clinical psychologist who recently completed a postdoctoral fellowship in the history of science at Harvard University. The book’s central thesis is that the movement that Jung initiated is much closer in nature to a neopagan (Aryan) cult than the scientific psychiatric discipline that it has always claimed to be. It is not just religious but a religion.
Noll affirms that Jung increasingly guided his movement away from the trappings of a scientific discipline, shaping it instead into a “charismatic movement” or cult of personality built around himself. Jung’s true esoteric message was made available mystery-cult style only to initiates who had undergone one hundred hours of analysis and had obtained Jung’s personal permission. Since Jung’s death it has been passed down to the present generation of initiates by a “body of priest-analysts.”
The “Fin de Siecle”: In Search of the Historical Jung. Convinced that the Jung portrayed in Jungian literature is not historically reliable but rather the well-crafted image of a cultic leader preserved by his cult, Noll set out to uncover the historical Jung. To do so, it was necessary for him to comprehensively analyze the vast intellectual milieu that gave rise to Jungian psychology. He has done an amazing job.
Noll asserts that none of the extant biographies of Jung place him within the historical context of the fin de siecle (“end of the [nineteenth] century”), a period in European history that Jung himself claimed “‘contains the origin of all my ideas’” (p. 26). It was a time of “cultural ferment and generational collision in which opposing forces of rationality and irrationality, of social progress and hereditary degeneration, of positivism and occultism, scraped together like great tectonic plates and set off earthquakes and aftershocks that culminated in the Great War and its subsequent revolutions and putsches . . . .” (27). No one better represented the fin de siecle period than philosopher Friedrich Nietzsche, the prophet of modernity and irrationalism. And, Noll affirms, no one exerted a greater influence over Jung than Nietzsche.
Nietzsche himself was strongly influenced by the German higher criticism of the nineteenth century that sought for the “historical Jesus’ and, in the process, reduced Christian theology to the level of mythology. Noll observes that “by the end of the century widespread skepticism about the divinity of Jesus and the truth of the stories in the Gospels of the New Testament opened the way for social experimentation with alternative religions, neopagan, occultist, or atheistic life-styles” (34). To this he adds, “Jung’s later repudiation of orthodox Christianity has its roots in this Protestant critical theology that also redirected Nietzsche to explore pagan paths of regeneration” (37).
This revision of the image of Christ allowed people in the current of the fin-de-siecle to reevaluate pagan religions, especially the ancient Hellenistic (Greek or Greek influenced) mystery cults, which seemed to have many surface similarities with certain aspects of the early Christ cult of the Roman Empire. The ancient mysteries and their pagan gods would no longer seem as satanic and taboo to the average Christian — or at least to the learned scholar… If Jesus of Nazareth was no longer outside of time and was in fact a historical person, as these German Protestant theologians argued, how could any thinking Christian turn to Christ or his contemporary representatives in the various Christian churches for redemption or salvation? Many late nineteenth-century individuals came up with creative solutions to these problems and paved new paths to individual fulfillment — in some cases with more than a little help from some very ancient pagan sources. (37)
Haeckel and the “Biogenetic Law.” Of course, evolutionary theory also strongly influenced the thinking of young fin-de-siecle intellectuals such as Jung. Evolution seemed to hammer another nail into the coffin of orthodox Christianity. But in Germany the dominant evolutionary theorist was not Charles Darwin but biologist Ernst Haeckel. Haeckel’s published views on human evolution predated those of Darwin, and it was he who developed the famous “biogenetic law” that “ontogeny recapitulates phylogeny” (i.e., that the evolutionary stages of a species are repeated in the prenatal development of individual members of that species).
Haeckel was not an atheist but a pantheistic monist who held to the unity of matter and spirit. Believing, therefore, that ontogeny recapitulates phylogeny in the realm of the soul as well as the body, he called on psychological researchers to demonstrate this principle. Apparently Jung took this summons seriously, for his theory of a collective unconscious (race memory) was originally based on the biogenetic law.
Jung wrote in The Psychology of the Unconscious (as quoted in Noll, 53) that the “phantastical” thinking found in the “lower races” in children, and even in modern educated adults when they allow their minds to wander, corresponds to the “phantastical, mythological thinking of antiquity.” Thus, “from all these signs it may be concluded that the soul possesses in some degree historical strata, the oldest stratum of which would correspond to the unconscious.”
Noll reveals the significance of all this to analytical psychology:
Haeckel thus becomes the key to understanding the biological ideas underlying Jungs hypothesis of a phylogenetic layer of the unconscious mind circa 1909. In his first published theory to this effect, in 1911, Jung introduces the idea that his phylogenetic layer contains the mythological images and thinking of pagan antiquity: therefore, when Jung’s use of language is analyzed to reveal his intent, it is a decidedly pre-Christian layer that has been covered up by centuries of Judeo-Christian sediment. Although initially viewed as, perhaps, “psychosis” or “incipient psychosis” in 1909, by 1916 — after repudiating the relevance of the Christian myth in his own life in 1912 — Jung instead advocates deliberately cutting through centuries of strangling Judeo-Christian underbrush to reach the promised land of the “impersonal psyche,” a pre-Christian, pagan “land of the Dead,” and to thereby be revitalized. (54; emphases in original.)
Around 1916 Jung stopped referring to a phylogenetic unconscious and began instead to speak of an impersonal or collective unconscious. By so doing he was shifting his emphasis from a biologically defined unconscious composed of layers of evolutionary experience to a more Platonic unconscious composed of certain symbolic ideas and images (dominants or archetypes).
To prove his theory of a collective unconscious Jung cited the recurring independent appearances of the same archetypes in mythological traditions and in the delusions of his psychiatric patients — particularly one patient known as the “Solar Phallus Man,” whose hallucination of a phallic sun paralleled a vision described in the ancient Mithraic Liturgy. However, Noll delivers a severe blow to these claims. First, he points out that the patients in the hospital where Jung conducted his research had ample opportunities to learn about ancient mythology. Next, he documents that the Solar Phallus Man could indeed have had access to information about the Mithraic Liturgy, and that in order to conceal this fact Jung deliberately misrepresented several important details surrounding the case.
Influences on Jung, besides Nietzsche and Haeckel (among many others detailed in the book), included Theosophy, spiritualism, and the neopagan volkisch revival that also gave rise to National Socialism.
Theosophy. Through advances in publishing technology around the l880s, “the great philosophies of the East were distilled and marketed en masse to Western civilization to a greater extent than had ever been possible at any previous time in history. The enormous Theosophical publishing machine thus set the stage for the familiar countercultural fascination with these topics, beginning in Ascona, Switzerland and Munich circa 1900, and continuing through the beatniks, hippies, Greens, and New Agers of more recent times” (67-68). Noll cites considerable evidence to suggest that Jung had read these works and gained much of his initial knowledge of Eastern philosophy, Gnosticism, ancient mythology, and astrology from them.
Spiritualism. Noll also indicates that Jung’s long-time interest in spiritualism gave him “ample experience of how one may deliberately enter a dissociative state, or trance, that allowed such automatisms as automatic writing or even alternate personalities to emerge. Jung had observed this at séances, and indeed, his entire mother’s side of the family . . . . seemed to have regularly engaged in discourse with spirits” (202).
After having repeated visions in 1913 of all Europe being destroyed in a sea of blood, Jung heard a disembodied voice speak to him about the visions. Desiring to hear more from the voice and engage it in conversation, Jung offered the entity the use of his body so that it would have the necessary “speech centers” to communicate with him. “This,” Jung wrote, “is the origin of the technique I developed for dealing directly with the unconscious contents.” Noll makes the obvious but critical point: “Jung is therefore admitting here that his psychotherapeutic technique of active imagination is based on the techniques of spiritualism” (203).
Active imagination became the foundation for Jung’s entire approach to psychotherapy, as Noll describes:
It was in December 1913 that he begins the deliberately induced visionary experiences that he later named “active imagination.” From this time forward, Jung engages in these visions with the attitude that they are real in every sense of the word. In these visions he descends and meets autonomous mythological figures with whom he interacts. Over the years (certainty by 1916) a wise old man figure named Philemon emerges who becomes Jung’s spiritual guru, much like the ascended “masters” or “brothers” engaged by [Theosophy’s H. P.] Blavatsky or the Teutonic Brotherhood of the Armanen met by [Guido von] List. Philemon and other visionary figures insist upon their reality and reveal to Jung the foundation of his life and work. He refers on many occasions to the place where these beings live as “the land of the Dead.” These visionary experiences — Jung’s mythic confrontation with the unconscious — form the basis of the psychological theory and method he would develop in 1916. (209-10)
It would seem then that Jung’s approach is essentially a fusion of spiritualism with psychology, the “collective unconscious” being nothing other than a psychoanalytic term for the same realm of experience that occultists call the spirit world.
From here Noll proceeds to describe how “active imagination” led Jung to an experience of deification in which he identified himself with Christ. And Noll leaves no room for doubt that such self-deification is one and the same as “individuation” — the therapeutic goal of analytical psychology.
Jungian analysis, explains Noll, is essentially an initiation into a pagan mystery — a means to experience what Jung experienced. It is an occult process in which the opposites of creation supposedly reconcile in the oneness of the god within, and thus the individual becomes psychologically and spiritually whole. As Noll aptly observes: “Jung’s familiar psychological theory and method, which are so widely promoted in our culture today, rests [sic] on this very early neopagan or volkisch formulation — a fact entirely unknown to the countless thousands of devout Christian or Jewish Jungians today who would, in all likelihood, find this fact repugnant if they fully understood the meaning behind the argument I make here” (219).
Significantly, Jung’s path to individuation “demanded breaking bonds with one’s family, one’s society, even one’s God, for ‘by cutting himself off from God’ the individual becomes ‘wholly himself.’” Thus, “the first step in individuation is a tragic guilt. The accumulation of guilt demands expiation . . . . Every further step in individuation creates new guilt and necessitates new expiation. Hence: individuation is continual rebirth through sinning (breaking bourgeois-Christian norms) and redemption (translating transcendental insights into social action).”
Volkisch Groups, Sun Worship, and Anti-Semitism. Noll is convinced that Jung cannot be properly understood apart from this “volkisch formulation”: “Nineteenth-century Europe witnessed a revival of what has been termed volkisch (‘folkish’) movements, nationalistic groups bonded together by a common ethnic and cultural identity (the idea of Volk) and seeking a political and cultural return to an idealized past or golden age. A new utopian golden age of the Volk could then be established” (75). Many Germanic people who started out in Theosophy or other occult teachings began to seek their own pre-Christian, pagan (Teutonic) roots. Drawing on scholarly and occultic (e.g., Theosophical) speculations about evolution and the history of the Aryan race (Indo-European Caucasians, as distinct from Semitic Caucasians), they cultivated sentiments of nationalism, racial superiority, and (in some cases) overt anti-Semitism. National Socialism was one of many movements that emerged from this revival.
While not openly and blatantly espousing anti-Semitism, Jung had collegial relations with open anti-Semites, read and cited anti-Semite works, shared their volkisch interest in the Aryan roots of the Germanic peoples, made unflattering comments about the Semitic peoples’ spiritual and psychological development as compared to the Aryan peoples, and long supported a secret quota that kept Jewish membership limited to 10 percent in his Psychology Club in Zurich. After the atrocities of Hitler’s regime came to light, Jung shifted his metaphysical focus from volkisch themes to the “rich symbolism of alchemy” (284).
Sun worship occupied a central place in this turn-of-the-century neopagan spirituality. Believed to be the practice of the ancient Teutons, it was viewed as the best alternative to Semitic Christ worship and in keeping with modern scientific knowledge of the earth’s dependence on the sun. Noll extensively documents that “Jung’s earliest psychological theories and method can be interpreted as perhaps nothing more than an anti-Christian return to solar mythology and sun worship based on Romantic beliefs about the natural religion of the ancient Aryan peoples. What Jung eventually offered to volkisch believers in sun worship circa 1916 was a practical method — active imagination — through which one could contact [Teutonic] ancestors and also have a direct experience of God as a star or sun within” (136). Indeed, Noll affirms that “sun worship is perhaps the key to fully understanding Jung and the story I tell in this book” (137).
An Unintending Apologist. The Jung Cult is must reading for the Christian who wants a serious, objective, scholarly treatment of Jung and his movement. Although Noll makes comments that indicate he is not an orthodox Christian, throughout this book he puts his finger on those aspects of Jung’s life and thought that would most concern Christians.
Noll’s book is serviceable to Christian apologetics all the more because he is not a Christian apologist (and thus cannot be accused of having an orthodox Christian bias). He documents that Nazism — the epitome of intolerance — did not arise out of a Christian fundamentalism (as many today presume) but rather out of a virulently anti-Christian sentiment, occultism, and evolutionary scientism. A profusion of mysticism, nature worship, and neopaganism comparable to what we find in the West today did not prevent militant nationalism, racism, and anti-Semitism but actually fueled their development. Indeed, it was the rejection of orthodox Christianity in eighteenth and nineteenth-century Germany that opened the floodgates that ultimately culminated in the rise of the Third Reich.
http://www.equip.org/articles/the-jung-cult-origins-of-a-charismatic-movement
Культ Юнга: Происхождение харизматического движения
Код статьи: DP215 | Автор: Эллиот Миллер
В первые годы этого столетия швейцарский психиатр Карл Густав Юнг (1875-1961) стал вторым заместителем в психоаналитическом движении Зигмунда Фрейда. В 1913 году Юнг порвал с Фрейдом и создал свое собственное движение, называемое аналитической психологией.
Хотя значение Фрейда в истории психологии было намного больше, чем у Юнга, в последние десятилетия влияние бывшего уменьшилось, в то время как последнее выросло. Возрастающее влияние Юнга наиболее заметно в более широкой культуре. Популярными авторами, рекламирующими юнгианские идеи, являются покойный Джозеф Кэмпбелл ( «Сила мифа» ), Томас Мур ( «Уход за душой» ) и Кларисса Пинколола Эстес (« Женщины, которые бегут с волками» ).
По моему мнению, ни один человек не сделал больше, чтобы сформировать современное движение Нью Эйдж, чем Юнг. И Юнг также получил признание от многих исповедующих православных христиан, некоторые из которых являются популяризаторами его идей (например, Дж. Гордон Мелтон, Мортон Келси и Джон Сэнфорд). Его глубокое влияние на внутреннее исцеляющее движение задокументировано в « Наследии исцеления: избавление или обман» дона Мацата ? (Harvest House, 1987).
Из-за крайней важности Юнга сегодня публикация « The Jung Cult» Ричарда Нолла была крупным литературным событием. Он получил приз как лучшая книга 1994 года по психологии из Ассоциации американских издателей. 36-летний Нолл является клиническим психологом, который недавно завершил постдокторскую стипендию в истории науки в Гарвардском университете. Центральный тезис книги состоит в том, что движение, которое инициировал Юнг, гораздо ближе по своей природе к неоязыческому (арийскому) культу, чем к научной психиатрической дисциплине, которую он всегда утверждал. Это не просто религиозная, а религия .
Нолл утверждает, что Юнг все больше направлял свое движение от атрибутов научной дисциплины, превращая его вместо этого в «харизматическое движение» или культ личности, построенный вокруг себя. Истинное эзотерическое послание Юнга было доступно для таинственно-культового стиля только для посвященных, которые прошли сто часы анализа и получили личное разрешение Юнга. Со времени смерти Юнга он был передан нынешнему поколению посвященных «телом священников-аналитиков».
«Фин де Сикле»: в поисках исторического Юнга . Будучи убежденным в том, что Юнг, изображенный в юнгианской литературе, не является исторически достоверным, а скорее хорошо продуманным образом культового лидера, сохраненного его культом, Нолл отправился раскрывать исторический Юнг. Для этого ему необходимо было всесторонне проанализировать обширную интеллектуальную среду, которая породила юнгианскую психологию. Он проделал замечательную работу.
Нолл утверждает, что ни одна из сохранившихся биографий Юнга не помещает его в исторический контекст fin de siecle («конец девятнадцатого века»), период европейской истории, который сам Юнг утверждал «», содержит происхождение всех моих Идей »(стр. 26). Это было время «культурного столкновения бродов и поколений, в котором противостоящие силы рациональности и иррациональности, социального прогресса и наследственного вырождения, позитивизма и оккультизма, соскоблились вместе, как великие тектонические плиты, и отправились с землетрясений и афтершоков, кульминацией которых стала Великая война И его последующих революций и путчей. , , . (27). Никто не лучше представлял период плавания, чем философ Фридрих Ницше, пророк современности и иррационализма. И, утверждает Нолл, никто не оказал более сильного влияния на Юнга, чем Ницше.
Сам Ницше сильно находился под влиянием немецкой высшей критики девятнадцатого века, которая стремилась к «историческому Иисусу» и, в этом процессе, уменьшала христианскую теологию до уровня мифологии. Нолл отмечает, что «к концу века широко распространенный скептицизм в отношении божественности Иисуса и истины историй в Евангелиях Нового Завета открыл путь для социальных экспериментов с альтернативными религиями, неоязыческими, оккультистскими или атеистическими жизненными стилями» (34). На это он добавляет: «Позднее отказ Юнга от ортодоксального христианства уходит своими корнями в эту протестантскую критическую теологию, которая также перенаправила Ницше на изучение языческих путей регенерации» (37).
Этот пересмотр образа Христа позволил людям в потоке fin-de-siecle переосмыслить языческие религии, особенно древние эллинистические (греческие или греческие) тайные культы, которые, казалось, имели много поверхностных сходств с определенными аспектами раннего Культ Христа Римской империи. Древние тайны и их языческие боги больше не казались бы сатанинскими и табуистами для среднего христианина - или, по крайней мере, для ученого ... Если Иисус из Назарета больше не был вне времени и был на самом деле историческим человеком, так как эти протестанты-немцы Богословы утверждали, как мог любой мыслящий христианин обратиться ко Христу или его современным представителям в различные христианские церкви для искупления или спасения? Многие люди конца девятнадцатого века придумали творческие решения этих проблем и проложили новые пути к индивидуальному исполнению - в некоторых случаях более чем немного помогли некоторые древние языческие источники. (37)
Геккель и «Биогенетический закон». Разумеется, эволюционная теория также сильно повлияла на мышление молодых интеллектуалов-интеллектуалов, таких как Юнг. Эволюция, казалось, забила еще один гвоздь в гроб ортодоксального христианства. Но в Германии доминирующим теоретиком-эволюционистом был не Чарльз Дарвин, а биолог Эрнст Геккель. Опубликованные взгляды Геккеля на эволюцию человека предшествовали представлениям Дарвина, и именно он разработал знаменитый «биогенетический закон», который «онтогенез повторяет филогению» (т. Е. Что эволюционные стадии вида повторяются в пренатальном развитии отдельных членов этого виды).
Геккель не был атеистом, а пантеистическим монистом, придерживающимся единства материи и духа. Полагая, следовательно, что онтогенез повторяет филогению в сфере души, а также тела, он призвал психологов-исследователей продемонстрировать этот принцип. Очевидно, Юнг серьезно воспринял это повествование, потому что его теория коллективного бессознательного (расовая память) была первоначально основана на биогенетическом законе.
Юнг написал в «Психологии бессознательного» (как цитируется в «Нолл», 53), что «фантастическое» мышление, обнаруженное в «низших расах» у детей и даже у современных образованных взрослых, когда они позволяют своим умом блуждать, соответствует " Фантастическое, мифологическое мышление древности ». Таким образом,« из всех этих признаков можно заключить, что душа обладает в какой-то степени историческими слоями, самый старый слой которых будет соответствовать бессознательному ».
Нолл раскрывает значение всего этого для аналитической психологии:
Таким образом, Геккель становится ключом к пониманию биологических идей, лежащих в основе гипотезы Юнгса о филогенетическом слое подсознания около 1909 года. В своей первой опубликованной теории этого эффекта в 1911 году Юнг вводит идею о том, что его филогенетический слой содержит мифологические образы и мышление Языческой древности: поэтому, когда использование языка Юнга анализируется, чтобы выявить его намерение, это явно дохристианский слой, который был покрыт веками иудео-христианских отложений. Хотя вначале он считался, пожалуй, «психозом» или «начальным психозом» в 1909 году, к 1916 году - после отрицания актуальности христианского мифа в его собственной жизни в 1912 году Юнг вместо этого пропагандировал сознательное сокращение многовекового задушения иудео-христианского подлеска Достичь обетованной земли «безличной психики», дохристианской языческой «земли мертвых» и, таким образом, оживить ее . (54; подчеркивает оригинал.)
Примерно в 1916 году Юнг перестал ссылаться на филогенетическое бессознательное и начал вместо этого говорить о безличном или коллективном бессознательном. Таким образом, он переключил свой акцент с биологически определенного бессознательного, состоящего из слоев эволюционного опыта, на более платоническое бессознательное, состоящее из определенных символических идей и образов ( доминанты или архетипы ).
Чтобы доказать свою теорию коллективного бессознательного, Юнг привел повторяющиеся независимые проявления тех же архетипов в мифологических традициях и в заблуждениях своих психиатрических пациентов - особенно одного пациента, известного как «Солнечный фаллос», чья галлюцинация фаллического солнца параллельна Описанное в древней Митрайской литургии. Тем не менее, Noll оказывает серьезный удар по этим претензиям. Во-первых, он указывает, что пациенты в больнице, где Юнг проводил его исследования, имели широкие возможности узнать о древней мифологии. Затем он сообщает, что у Солнечного Фаллоса действительно был доступ к информации о Митрайской литургии, и что для того, чтобы скрыть этот факт, Юнг умышленно исказил несколько важных деталей, связанных с этим делом.
Влияния на Юнга, помимо Ницше и Геккеля (среди многих других, подробно описанных в книге), включали теософию, спиритуализм и возрождение неоязычного волкиша, что также породило национал-социализм.
Теософия. Благодаря достижениям в области издательской техники в 8080-х годах «великие философии Востока были перегорожены и проданы в массовом порядке для западной цивилизации в большей степени, чем когда-либо были в любое время в истории. Огромная Теософическая издательская машина, таким образом, заложила основу для знакомого контркультурного увлечения этими темами, начиная с Асконы, Швейцарии и Мюнхена примерно в 1900 году и продолжая более поздние битники, хиппи, зеленые и новые агенты »(67-68 ). Нолл приводит немало доказательств того, что Юнг прочитал эти работы и получил большую часть своих первоначальных знаний о восточной философии, гностицизме, древней мифологии и астрологии.
Спиритизм. Нолл также указывает, что давний интерес Юнга к спиритуализму дал ему «достаточный опыт того, как можно сознательно входить в диссоциативное состояние или транс, что позволило бы таким автоматизмам, как автоматическое письмо или даже альтернативные личности. Юнг наблюдал это на сеансах и, действительно, на всей материнской стороне семьи. , , , Казалось, регулярно занимался дискурсом с духами »(202).
После повторения видений в 1913 году, когда вся Европа была разрушена в море крови, Юнг услышал, что бесплотный голос говорит ему о видениях. Желая услышать больше от голоса и вовлечь его в разговор, Юнг предложил сущности использовать свое тело, чтобы у него были необходимые «речевые центры» для общения с ним. «Это, - писал Юнг, - является источником техники, которую я разработал для непосредственного обращения с бессознательным содержанием». Нолл делает очевидную, но критическую точку: «Поэтому Юнг признает здесь, что его психотерапевтическая техника активного воображения основана на Техники спиритуализма "(203).
Активное воображение стало основой всего подхода Юнга к психотерапии, как описывает Нолл:
Именно в декабре 1913 года он начал преднамеренно индуцированные дальновидные переживания, которые он позже назвал «активным воображением». С этого момента Юнг занимается этими видениями с отношением, что они реальны во всех смыслах этого слова. В этих видениях он спускается и встречается с автономными мифологическими фигурами, с которыми он взаимодействует. На протяжении многих лет (достоверность к 1916 году) появляется мудрая фигура старика по имени Филимон, которая становится духовным гуру Юнга, так же, как вознесенные «хозяева» или «братья», занятые Блаватской теософой или Тевтонским братством Арманена, встреченные [ Guido von]. Филимон и другие провидческие фигуры настаивают на своей реальности и раскрывают Юнг основы своей жизни и работы. Он много раз ссылается на то место, где эти существа живут как «земля мертвых». Эти дальновидные переживания - мифическое противостояние Юнга с бессознательным - составляют основу психологической теории и метода, которые он разработает в 1916 году. (209- 10)
Казалось бы, подход Юнга в основном представляет собой слияние спиритизма с психологией, «коллективное бессознательное» - не что иное, как психоаналитический термин для той же сферы опыта, которую оккультисты называют духовным миром.
Отсюда Нолл продолжает описывать, как «активное воображение» привело Юнга к опыту обожествления, в котором он отождествлял себя со Христом. И Нолл не оставляет сомнений в том, что такое самообогащение одно и то же, что и «индивидуация» - терапевтическая цель аналитической психологии.
Юнганский анализ, объясняет Нолл, по сути является посвящением в языческую тайну - средство испытать то, что пережил Юнг. Это оккультный процесс, в котором противоположности творения якобы примиряются в единстве бога внутри, и, таким образом, индивид становится психологически и духовно целым. Как замечает Нолл, «знакомая психологическая теория и метод Юнга, которые так широко пропагандируются в нашей культуре сегодня, основываются на этой очень ранней неоязыческой или вукишской формулировке - факте, полностью неизвестном бесчисленным тысячам набожных христианских или еврейских юнговцев Сегодня, который, по всей вероятности, найдет этот факт отвратительным, если они полностью поймут смысл за аргументом, который я здесь делаю »(219).
Примечательно, что путь Юнга к индивидуации «требовал разрыва связей с семьей, обществом, даже с Богом, ибо« отрезая себя от Бога », человек становится« полностью сам ». Таким образом,« первый шаг в индивидуализации - трагический Вины . Накопление вины требует искупления . , , , Каждый последующий шаг в индивидуализации создает новую вину и требует нового искупления. Следовательно: индивидуация - это непрерывное возрождение через грех (нарушение буржуазно-христианских норм) и искупление (перевод трансцендентного понимания в социальное действие) ».
Группы Волкиш, поклонение Солнцу и антисемитизм. Нолл убежден, что Юнг не может быть правильно понят отдельно от этой «формулировки волкиша»: «В Европе девятнадцатого века наблюдалось возрождение так называемых волкишских (« народных ») движений, националистических групп, связанных общей этнической и культурной идентичностью ( Идея Волка) и поиск политического и культурного возвращения к идеализированному прошлому или золотому веку. Тогда может быть установлен новый утопический золотой век Волка »(75). Многие германские люди, начавшие теософию или другие оккультные учения, стали искать свои собственные дохристианские, языческие (тевтонские) корни. Опираясь на научные и оккультные (например, теософские) спекуляции об эволюции и истории арийской расы (индоевропейские кавказцы, в отличие от семитских кавказцев), они культивировали чувства национализма, расового превосходства и (в некоторых случаях) -Semitism. Национал-социализм был одним из многих движений, возникших в результате этого возрождения.
Не открыто и откровенно поддерживая антисемитизм, Юнг имел коллегиальные отношения с открытыми антисемитами, читал и цитировал антисемитские произведения, разделял их интерес к арийским корням германских народов, делал нелестные комментарии о духовном народе семитских народов И психологическое развитие по сравнению с арийскими народами, и долгое время поддерживали секретную квоту, в которой еврейский членский состав ограничивался 10 процентами в его Клубе психологии в Цюрихе. После того как зверства гитлеровского режима выяснились, Юнг переместил свой метафизический фокус с волкишских тем на «богатый символизм алхимии» (284).
Поклонение Солнцу занимало центральное место в этой неопаганской духовности конца века. Считая, что это практика древних тевтонов, она рассматривалась как лучшая альтернатива богослужению семитского Христа и в соответствии с современными научными знаниями о зависимости Земли от солнца. Нолл широко утверждает, что «самые ранние психологические теории и метод Юнга можно интерпретировать как не что иное, как антихристианское возвращение к солнечной мифологии и поклонению солнцу на основе романтических убеждений о естественной религии древних арийских народов. То, что Юнг в конце концов предложил верующим волкать в поклонении солнцу около 1916 года, был практическим методом - активным воображением, благодаря которому можно было связаться с предками Тевтонского, а также иметь непосредственный опыт Бога как звезды или солнца внутри »(136). Действительно, Нолл утверждает, что «поклонение солнцу, возможно, является ключом к полному пониманию Юнга и истории, которую я рассказываю в этой книге» (137).
Непреднамеренный апологет. Культ Юнга должен читать для христианина, который хочет серьезного, объективного, научного отношения к Юнгу и его движению. Хотя Нолл делает замечания, которые указывают, что он не православный христианин, во всей этой книге он указывает на те аспекты жизни Юнга и мысли, которые больше всего касались бы христиан.
Книга Нолла более пригодна для христианской апологетики, потому что он не христианский апологет (и, следовательно, его нельзя обвинять в ортодоксальном христианском уклоне). Он утверждает, что нацизм - воплощение нетерпимости - не возникал из-за христианского фундаментализма (как сегодня полагают многие), а скорее из яростного антихристианского настроения, оккультизма и эволюционного сциентизма. Изобилие мистицизма, поклонения природе и неопаганизма, сопоставимых с тем, что мы находим на Западе, сегодня не предотвращали воинствующий национализм, расизм и антисемитизм, а на самом деле способствовали их развитию. Действительно, отказ от ортодоксального христианства в Германии XVIII и XIX веков открыл шлюзы, которые в конечном итоге завершились ростом Третьего Рейха.
Христианский исследовательский институт
http://translate.google.com/translate?hl=ru&sl=auto&tl=ru&u=www.equip.org/articles/the-jung-cult-origins-of-a-charismatic-movement
no subject
Date: 2017-08-04 02:26 am (UTC)http://ru.wikipedia.org/wiki/Тамбовская_область
http://ru.wikipedia.org/wiki/История_Тамбовской_области
Мичуринск — город в Тамбовской области России, наукоград, расположен на правом берегу реки Лесной Воронеж. Административный центр Мичуринского района, в который не входит. Является городом областного значения. Образует городской округ город Мичуринск. .. С 1635 по 1932 годы назывался Козловым. ..
http://ru.wikipedia.org/wiki/Мичуринск
http://ru.wikipedia.org/wiki/Наукоград
http://ru.wikipedia.org/wiki/Мичурин,_Иван_Владимирович
http://ru.wikipedia.org/wiki/Всероссийский_НИИ_садоводства_им._Мичурина
http://ru.wikipedia.org/wiki/Всероссийский_научно-исследовательский_институт_генетики_и_селекции_плодовых_растений
http://happydolls.livejournal.com/187414.html
http://mmekourdukova.livejournal.com/542914.html