Украинские грантоеды и „откаты” международных фондов

[oio11]

Откуда взялась укрозараза на Украине? Мутных ручейков, сформировавших зловонный поток укродействительности, немало. Об одном из них было написано ещё три года назад. Тогда автор срывал маски с предателей страны, да только это мало кого интересовало. Вот и обернулось безразличие сегодняшними убийствами граждан Украины.

***

Кто они — «мнение страны»?

Не так давно западные медиа со ссылкой на украинские СМИ живо обсуждали вывод, сделанный двумя общественными украинскими организациями, — кто есть «враг прессы №1».

Одна из этих двух организаций называется Институтом массовой информации, вторая — независимым медиа-профсоюзом.

Тему с «врагом народа» вспомнила лишь потому, что она пока еще на слуху.
Но сколько было на нашей памяти подобных примеров, когда негатив, тиражируемый по миру и преподносимый как истина (потому что «мнение страны»!), влиял и на большую политику тоже.

А теперь зададимся вопросом: кто есть эти «институты»? Кто такие эти «общественные организации»?

На самом ли деле они так объективны, с кристальной репутацией? А выводы их скрупулезны и непредвзяты, потому что являются плодами трудов компетентных экспертов с высочайшим профессиональным стажем?

Долгая ли у этих институтов история существования? Подготовили ли они такие-то и такие-то работы, ставшие достижениями в области изучения, например, общественного мнения?

Сколько народу скрупулезно трудится там?
И вообще — что они собой представляют, эти самые организации?
На чьи средства существуют? Тоже немаловажный вопрос.

Вот и давайте разберемся.

Триста долларов

Один довольно известный в недавнем прошлом политик, который не попал в списки депутатов на последних выборах, на днях стал директором института.

Название не скажу — не запомнила, что-то такое с «демократическими ценностями». Но это неважно.

Я решила позвонить, чтоб поздравить политика с новым статусом, а заодно выяснить: зачем ему эта морока?

— Да какая морока, что вы! — воскликнул директор. — 300 долларов заплатить и недельку подождать документы! Хотя если более масштабный институт, то там сложнее. Это надо создать «осередки» минимум в 15 областях.

— Зачем «осередки»?

— Так это ж по типу всеукраинской общественной организации получается.

— И чем будет заниматься эта ваша организация-институт? В штат кого будете набирать?

— Зачем штат? — спросил директор, и я поняла, что сотрудники ему в принципе ни к чему.

— То есть институт будет в одном лице? А финансовые поступления кто считать будет? Вы ж на них рассчитываете?

— Не особо. Потому что за них отчитываться перед фискальными органами надо. А так — раз в год какие-то стандартные бланки заполнить, и все... Потому что если «светить» поступления, тогда надо открыть юридический счет в банке. И налоговой показывать — как деньги расходуются. А это уже действительно большая морока, тем более если поступления иностранные.

— А что, можно сделать так, чтоб вроде и легально, и деньги «не светить»? Расскажите!

— Не по телефону.

Я не называю имени политика, но почти стопроцентную гарантию даю: «институт» ему нужен не столько для заработка, сколько для «строчки в визитке». Хотя большая часть «институтов», уже давным-давно существующих в стране (имею в виду преимущественно политического направления, типа «общественные организации»), — своеобразный бизнес. Для кого-то — и адресат для получения грантов.

А дальше — логическая цепочка: кто платит, тот и заказывает музыку.

Впрочем, чтоб не обвинять огульно сразу всех в «работе по заказу», я несколько недель потратила на то, чтобы договориться о встречах где-то так с полутора десятками директоров всевозможных политических, политологических и тому подобных образований: «центров», «институтов», «академий» и проч.

Хотим того или нет, но все эти «центры», «институты» и т.д. фактически и формируют некое «общественное мнение», в конце концов так или иначе влияющее на наше сознание.

Со своими визави более всего хотела поговорить о грантах и «спонсорах», которые ( предположительно) и «заказывают музыку». Признаюсь, почти половина из интервьюируемых категорически отказались говорить под диктофон (хотя люди известные, вполне публичные, к диктофонам, так сказать, привыкшие).

Некоторые соглашались, но только на условиях конфиденциальности.

Скрепя сердце, я вынуждена была идти на их условия.

О «цирковых медведях» и репортаже Северинсен

Сначала немного статистики. В стране — 2546 общественных организаций всеукраинского статуса, это без учета тех, которые «калибром поменьше».

Причем пять лет назад «крупномасштабных» общественных организаций (снова-таки без учета 728 благотворительных организаций, более половины которых — международные) было около 2000.

Так вот, приблизительно каждое четвертое отечественное образование в той или иной степени ( пусть и завуалированно), но все же касается в своей деятельности политики. Один из конфиденциальных моих «источников» уверен, что в стране почти 500 институтов и всяких центров, на самом деле влияющих на общественное мнение. Кто им «заказывает музыку»? — вопрос риторический.

— Они б и рады получать гранты, но кто ж им даст! — резюмировал собеседник, который сам несколько лет безуспешно пытался получить хоть какое-нибудь иностранное вливание.

— В странах устоявшейся демократии, — рассказывала другая собеседница, работающая в одном из подобных институтов, но еще по совместительству и в Верховной Раде, — давно «просекли»: любая демократия стоит денег. Поэтому там на эти цели финансы закладываются в бюджете.

Беседовали мы с ней в кафе на углу Шелковичной. У ее «института» нет помещения, да это и ни к чему — никакого штата нет.

«...А в Украине, — продолжала она монолог, — на эти цели кто дает деньги? Запад! Поэтому такой весь из себя украинский политик Яценюк создает организацию вроде «Открытой Украины», и я очень сомневаюсь, что это — за деньги Яценюка, а не за американские. Фактически организацию только нужно раскрутить и продать. Это бизнес. Ничего личного.

В тех же странах развитой демократии люди доросли до того, что платят деньги, чтобы их интересы лоббировали. Члены партии платят взносы — порядка 2 евро в месяц. И это не обсуждается! Члены общественной организации — тоже 2 евро в месяц!

Но у нас с этим иначе. Партии, как и любые организации политического профиля, — игрушки богатых людей. Туда идут не платить 10 гривен в месяц в виде членских взносов. Туда идут, чтоб заработать.

И все-таки если хорошенько вникнуть в наше законодательство, можно найти вот что: оказывается, некие суммы закладывались в бюджет для финансирования общественных организаций. Но если деньги и выделялось, то это шло по линии Министерства по делам семьи, молодежи и спорта, которое сейчас влилось в Минобразования. Хотя как использовались эти финансы и использовались ли вообще — известно только очень узкому кругу, в который я не вхожу.

Поэтому институты и рассчитывают на помощь западной демократии. И разговоры коммунистов о том, что это все — «грантоедские» организации, в принципе имеют под собой почву.

В Украине, кстати, с большой охотой «поедают» иностранные гранты. Таким образом, эти общественные организации должны потом и отрабатывать деньги.

Почему называют себя «институтами»? Ну, это из прошлого! Институт — звучит солидно... Хотя можно назвать общественную организацию и фондом, и службой, и центром, и «советом трех» — суть не меняется.

А вот ответить на вопрос «зачем создают?» — не так просто.

Лично я для себя определила наи-более распространенную побуждающую причину: «строчка в визитной карточке». Затем — приглашения выступить на публике, после (или параллельно) — начинают «капать» финансы западной демократии.

Причем «строчка в визитке» больше всего важна тем представителям околополитических кругов, включая президентское и премьерское окружение, которых я называю «цирковыми медведями».

Они «дрессированы» вниманием. Их распирает от собственной важности (решают же типа судьбы страны!). Считают себя светочами разума, хотя со временем начинают нести полный маразм.

И вот — вдруг! — уволили. Что человеку делать? Он уже не министр, не депутат, не главный советник. Но понты остались. Фантомная «министерская» болезнь никуда не уходит. То есть побудительным началом создания всяческих политологических «институтов» является внутренняя потребность имярек — как извращенный эксгибиционизм — выступать на публике, устраивать пресс-конференции, «светиться» по телевизору.

Потому что просто как Вася Пупкин он никому не интересен, а если «академик академии», «президент чего-нибудь» и «директор демократического института» — уже звучит гордо.

Тем более если за это платят. А платят тем, кто входит в узкую когорту «цирковых медведей» и кто оброс связями, преимущественно в Европе.

У фондов — известных, западных, с длинной историей — тоже есть своя «градация». Допустим, фонд Аденауэра может давать гранты, хоть и не афиширует, чаще всего правоцентристским партиям.

Есть иностранные фонды, которые ориентируются на Коминтерн, — они спонсируют левых. Таких фондов значительно меньше, чем правой ориентации. А есть фонды, которые платят «зеленым». Думаете, почему так долго держался на плаву Кононов?.. Вот то-то и оно.

Теперь о таком аспекте, как влияние, формирование общественного мнения.

Допустим, человек зарегистрировал себе какой-то институт. Это тешит самолюбие, даже если гранты ему никто не дает. То есть заработка — ноль. Но если соберет своих знакомых (которые за 300 долларов тоже сделали себе «институты») — это уже сила!

Представьте: 15 общественных организаций пишут петицию в Верховную Раду, условно, уволить с должности градоначальника г-на Попова. Или снять с работы какого-то министра. Думаете, не снимут? При толковом раскладе и стечении обстоятельств — в два счета!

Кого угодно можно таким образом назначать, снимать, даже сажать и выпускать из застенков. А проверить истинность мотивов — очень сложно.

Потому что если 15 общественных организаций «требуют»... А если еще у этих 15 есть реальные международные связи, — считайте, дело выиграно. Главное в «справедливых требованиях» — под каким соусом это все преподнести обществу? Если грамотно, то обязательно народ поведется и станет частью про-плаченной игры.

Но для зарубежных спонсоров важна и отчетность: то есть насколько эффективно тратит такой-то институт их деньги. А эффективность измеряется в чем? В изменениях, которые происходят в обществе. То есть нужно показать на примерах, что видны результаты деятельности. Точно так же нужен и аргумент, чтобы деньги выбить.

Есть один датский институт, который возглавляет небезызвестная Ханне Северинсен. На этой почве у нее, если не ошибаюсь, — плодотворное сотрудничество с Тарасюком, у которого тоже есть, по-моему, какие-то институты, которым в свою очередь выделяют финансы «на развитие демократии в Украине».

Песня известная.

И вот однажды после визита в Украину Ханне Северинсен мне пришлось наблюдать то, что появилось на сайте ее организации. Это был «фоторепортаж» из Киева. Какие-то бабушки, просящие милостыню, жуткие серые хрущевки... И все!

Так вот я сказала себе: если б я была датчанкой и посмотрела весь этот ужас о Киеве, не раздумывая, достала б из сумочки несколько евро, чтобы в этой стране что-то изменилось».

Карасев на Горького

Первый подъезд, третий этаж, квартира 42 -
здесь расположен Институт глобальных стратегий
Вадима Карасева

Институт глобальных стратегий (на некоторых сайтах пишут даже «национальный», хотя на официальном http://igls.com.ua этого нет) находится в квартире 42 дома №23б по ул. Горького. Очень приличная трехкомнатная квартира.

Вадим Карасев, директор ИГЛСа, сказал, что за аренду платит порядка 1000—2000 у.е. в месяц, в общем, как договорятся.

У его института есть штат: пять человек. Кроме директора и бухгалтера, еще трое сотрудников — аспиранты-политологи Харьковского национального университета и Могилянки.

Говорит, когда работы побольше, тогда и сотрудников набирает. А пока нет смысла: «Мы ж не бюджетная организация, чтоб просто так деньги платить! И даже если меня просят родственники — устрой к себе чью-то племянницу, я им отказываю».

— Не могу сказать, что у меня работают пять докторов наук и восемь академиков, потому что в условиях Украины очень четко разделена политология и прикладная наука. Академики в академиях пишут монографии, которые никому не нужны, потому что тяжеловесны и интересны только им самим. А у нас работа эффективная, гибкая, потому что это — политический материал, быстро меняющийся. Исследованиями занимаются в моем институте молодые творческие люди. Их нельзя и не нужно заставлять приходить на работу в 8—9 утра. Дайте им выспаться! И они сделают продукт. А для тех, кто в академических институтах, — им важно на работу в 9, и чтоб на входе стоял прапорщик, как в Национальном институте стратегических исследований, где сейчас сидит Ермолаев. Меня туда в свое время — когда еще работал у Ющенко — приглашали. Но я сказал: «Зачем мне такое счастье?»

— Можете ли назвать бюджет ИГЛСа? Допустим, 2000 у.е. аренда в месяц...

— Так это ж в центре! А на окраине — дешевле. Но надо заработать и на коммунальные, и на зарплату, и на услуги авторов...Набегает примерно 5 тысяч долларов в месяц.

— А деньги откуда? Это гранты?

— Западные фонды в принципе могут дать, но это очень сложная процедура. И там — своя корпорация. Трудно пробиться. Я попытался несколько раз — не получилось. Не называю фонды, они очень известны... Но туда действительно просто так не пробьешься. У них есть постоянные клиенты.

— Если Карасев не получает «оттуда», значит, есть спонсор у ИГЛСа здесь. Интересно, кто?

— Во-первых, я хочу переименовать ИГЛС в «Карасев и партнеры». Во-вторых, перерегистрируем в «частное предприятие», потому что институту как общественной организации сложнее с налогами... Кстати, для меня было большим удивлением, когда выяснил, что несколько известных институтов тоже являются ЧП — частными предприятиями... А знаете, как родилось «ИГЛС»? Была такая рок-группа с созвучным названием, а я как бывший рокер, но у меня был не просто рок, а хард-рок...

— Не отвлекайтесь. Вернемся к деньгам. Что стоит за поступлениями «из фондов», «от спонсоров» и т.д. Какие они задания ставят, какие требования? Или дают просто так?

— Хоть газета «2000» меня и позиционировала как «оранжевого»...

— А как вас можно было «позиционировать»? Вы ж работали в Секретариате у Виктора Андреевича? И такую «песнь» по телевизору ему пели! Зачем вы вообще к нему пошли?

— Опыт! Я пошел ради опыта! Потому что смотришь на Администрацию или там Секретариат Президента, думаешь: «Ого! Какая махина работает!» А когда сталкиваешься, то видишь, что там все «на соплях»... Кстати, в Америку меня не приглашали ни разу!

— А куда приглашали?

— В Париж, в Берлин. В Венгрию ездил... Но я и не прошу особо никого давать нам деньги, гранты. Мне жалко терять время... А деньги, как правило, зарабатываются на выборах. Затем я их вкладываю в институт.

Окончание следует.