![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Acephale От Диониса Ницше к «мистерии казни» Батая Путь безглавого Бога
................
1.
Рассуждая о целях человеческих жертвоприношений, обыкновенно упоминают «теорию дара» (попытку умилостивить богов), «кормление» умерших предков, знак преклонения перед божеством, использование мощного выброса энергии в магических целях; «человеческие жертвоприношения в языческой Уппсале также ставили целью возрождение космоса и укрепление королевской власти», — как пишет Элиаде.
Цель могла быть и посвятительно-мистериальной, и искупительной. Вернёмся к тайному обществу «Ацефал» и идее его основателя – принесению в жертву одного из посвящённых, — которая так и не была воплощена, ибо если жертву найти было не столь сложно, то с поиском жреца дело обстояло совсем иначе. Ритуал жертвоприношения должен был исторгнуть жертву из профанного мира и водворить её в суверенный мир богов, дабы она не была сведена к вещи и сохранила свою сокровенную природу. Исследователи тайного общества «Ацефал» по какой-то причине проходят мимо Эроса, замечая лишь Танатос, вследствие чего, по нашему мнению, совершают серьёзную ошибку, – как смерть, так и сексуальность были для Батая эквивалентными материями, в которых проявляла себя сакральная ярость. «В некотором смысле труп – совершеннейшее утверждение духа. В непоправимом бессилии и отсутствии мертвеца проявляется сама сущность духа, так же как вопль убиваемого есть высшее утверждение жизни», – пишет Батай, тем самым делая смерть силой не только разрушающей, как принято полагать, но и халкионической (от греч. «халкейо» - «ковать, быть кузнецом»). Несомненно, была идея. И была решимость её осуществить. Не было только жреца (хотя Колетт Пеньо и признавалась в том, что, глядя на Андре Массона, ей казалось, что этот человек готов пойти на убийство, ритуал в период существования тайного общества «Ацефал» так и не состоялся; сам Батай был склонен поручить эту миссию Роже Кайуа). Сергей Фокин указывает, что, согласно Батаю, жертвоприношение представляло собой «актуализацию «священной – ницшеанской – фигуры трагического Диониса».
Но сообществу «Ацефал» был нужен не жрец, а жрица. Безусловно, эту роль могла взять на себя Мария де Нагловская, основательница парижской школы сексуальной магии «Золотая стрела». Тех, кому интересны биографические факты жизни Нагловской, мы отсылаем к соответствующим литературным источникам (в рамках данного исследования мы не станем на них останавливаться). Нагловская действительно могла стать воплощённой Богиней, обезглавившей Ацефала; и поскольку они – суть одно, проявление единой силы, это обезглавливание следует полагать в какой-то степени действом не столько ритуального убийства, сколько – самоубийства. Известно, что в «Золотой стреле» практиковался ритуал Испытание Повешенного, являвший собой напряжённый эротико-мортидный акт, приводящий к «взрывному проникновению в блистательную женщину в утонченный момент священного коитуса».
После смерти Марии де Нагловской школа «Золотая стрела» перестала существовать, та же участь постигла и тайное общество «Ацефал». Нас занимает вопрос, что могло произойти, пересекись пути Батая и Нагловской, т.е. соединись Ацефал с Верховной Жрицей Храма в хищном сплетении дьявольского Эроса и всесокрушающего Танатоса? Ритуальному убийству «Ацефала» не хватало той инициатической сексуальности, что была у «Золотой стрелы».
Эротический экстаз уподоблялся Батаем предвкушению смерти, сексуальность он считал не больше, не меньше, как началом и истоком человека. Она была тем, что «больше всего противилось низведению человека до состояния вещи», это – область Sacrum, в которой лучше всего познаётся отличие обычной сексуальной деятельности от L`erotisme. Эволюция последнего всегда шла параллельно с эволюцией «скверны»; десакрализация обоих привела к уподоблению их «злому» и «отрицаемому». Чистая ярость, нарушающая запрет, становится единственным доступом к сакральному. Необходимо совершить «грех», чтобы вторгнуться в мир богов. «Бог – ничто, если он не есть превозможение Бога во всех направлениях – в сторону вульгарного бытия, в сторону ужаса и скверны; наконец, в сторону ничто…», – пишет Жорж Батай. Однако наступит время, когда «человек должен рассчитывать на что-то более веское, чем ничто». Трансгрессия Батая есть жест (дополняя определение Фуко), обращённый не «на», а «за» предел пределов, где нет уже ни Ацефала, ни лабиринта. Трансгрессия, берущая своё начало в ярости, в «жизненном вихре, пожирающем мрак», по Батаю, безмолвна. И она оказывается сильнее страха потерять голову. У Бальмонта есть потрясающей глубины строки: «В начале, если было начало, было Безмолвие, из которого родилось Слово по закону дополнения, соответствия и двойственности». То есть, следует говорить о появлении Слова как причине возникновения двойственности. Батай преодолевает и Слово, и двойственность, погружаясь в обезглавленную немоту ярости.
Учение Марии де Нагловской о Тройственном Божестве (Отец, Сын, Мать) заслуживает большого внимания, поскольку концепция смены Эонов, согласно этой доктрине, предстаёт в ином виде, чем, скажем, у Алистера Кроули (Эон Исиды, Эон Осириса, Эон Гора). По словам Нагловской, Сын двойственен, «он борется с противником единосущным его натуре – Сатаной» и только Мать «есть возвращение к Началу после окончательной битвы и примирение в Сыне двух его противоположных натур — христианской и сатанинской». Цель Матери виделась Нагловской в том, чтобы остановить Битву между Христом и Сатаной. Жрица провозглашала религию Третьей Эпохи, Религию Матери. Все, кто знали или хотя бы однажды в жизни видели Марию де Нагловскую, утверждают, что от этой женщины исходило удивительное ощущение чистоты. Иные подчёркивают её аскетизм, казалось бы, немыслимый в контексте практикуемых «сатанинских» ритуалов. Однако что в действительности представлял собой так называемый «сатанизм» «Золотой стрелы»? Для Нагловской Бог и Жизнь были синонимами, но Жизнь способна к творению лишь в результате диалектического процесса, что и привело Нагловскую к убеждению, что Жизнь должна находиться в перманентной конфронтации с Причиной, с отрицанием самой Жизни, которую она отождествляла с Сатаной. Посвященным следовало служить Сатане, являясь непосредственными участниками сотворения мира (иными словами, выступать на стороне Причины), и только потом, пройдя Испытание Повешенного, удостоиться служить Богу. Как пишет Х.Т.Хакль: «Нагловская сравнивает путь, принятый посвященными, с восхождением на символическую гору, на которую необходимо взбираться под руководством Сатаны. Однажды достигнув вершины, они окажутся повешены, тела же их будут сброшены с горы, однако инициаты должны безоговорочно верить обещанию Сатаны, что переживут это испытание. Затем, согласно Нагловской, в самый момент падения их религиозное служение прекратит быть сатанинским и станет божественным; и таким образом, послужив Сатане, они начнут служить Богу и поймут, что обе их службы есть одно и то же». Нагловская указывала путь на небо, лежащий через ад. Это было не что иное, как апокатастасис, своеобразное искупление Сатаны через очищение и усмирение – посредством сексуальных ритуалов. Кульминационный момент инициации имел своим результатом преодоление дуализма, строго необходимого на первой ступени ученичества. Ритуал Повешенного проходили исключительно мужчины, достигшие высших градусов. Нагловская обладала тем инфернальным светом женственности, которым были наделены наиболее таинственные персонажи произведений Батая, созданные борьбой невинности и преступления.
.............Древние верили, что голова и волосы содержат не только жизненную силу человека, но и являются хранилищем его духовной сущности, которая возрождалась в новом теле после того, как старое было поглощено смертью, поэтому потеря как волос, так и головы казалась им одинаково опасной. Батай меньше всего хотел вернуться, - его желанием было невозвращение из края возможного. Чтобы ступить за грань невозвращения, нужно было стать Ацефалом, войти в бесконечный лабиринт, свершив жертвоприношение, само-казниться, само-устраниться. Этот ритуал имел для Батая и членов тайного общества ещё один смысл, пожалуй, наиважнейший – жертвоприношение было ключом к самопознанию, к полному, тотальному переживанию своей истинной природы. Но только последующее принесение в жертву себя самого выводило за пределы даже изначальной природы, парапракрити. Если сакральное убийство одного из посвящённых позволяло жрецу приблизиться к смерти, то в тот самый момент, как он занимал его место, происходило его абсолютное вхождение в смерть. Более не существовало никаких приближений и отступлений. Только тотальное яростное вхождение в смерть. Или дионисийский танец к смерти..............спустя пять лет после смерти Лауры Жорж Батай встречает Диану Кочубей, но от прежнего Батая приходится отказаться. Ещё через два года на свет рождается Дианус, – не просто очередной псевдоним Батая, а обретшее плоть и стиль двуликое alter ego (Дианус-Янус), сотканное из дионисийства Фридриха Ницше и жреца-убийцы, священнослужителя в храме богини Дианы (см. «Золотую ветвь» Фрэзера). «Мне кажется, – писал Батай, – что в псевдониме Дианус объединяются вкус бородатой женщины и бога, который умирает, а из его горла вытекает ручьём кровь». Впервые имя Диануса появляется как авторская подпись под романом «Виновный». Батай-Дианус убивает своего предшественника и вторгается в роман «Ненависть к поэзии» как одно из главных действующих лиц. Диана Кочубей становится небесами и адом, к которым восходит (и в которые низвергается) её «Немийский жрец». В 1960-м году он, во всех своих начинаниях поддерживаемый Дианой, неожиданно возвращается к мысли о возрождении тайного общества «Ацефал», и намеревается пригласить в него своих друзей, среди которых были Мишель Лейрис, Патрик Вальбер, Жорж Амброзино и другие.............Взглянуть на Диониса и не сойти с ума, дано немногим. Чаще всего смельчакам достаётся жребий Эврипила3, легендарного предводителя фессалийских воинств. Вячеслав Иванов в своей работе «Ницше и Дионис» говорит, что в этом боге «жертва и жрец объединяются как тождество». Подобным же образом в фигуре Ацефала объединились смерть и жизнь, преступление и невинность. ........
................Отвечая на вопрос «кто такой Заратустра у Ницше?», Мартин Хайдеггер прибегает к определениям «оратор», «защитник» (Fursprecher, заступник), тот, кто держит слово перед кем-то, тот, кто оправдывает. Это утверждение приводит к следующему вопрошанию: кого хочет оправдать Заратустра? И здесь мы выходим из пространства самого Заратустры и обращаемся к Ницше. В Таутенбургских заметках для Лу фон Саломе (июль-август 1882) встречается острая фраза, которая звучит как: «Я advocatus diaboli и обвинитель Бога», однако, в «Злой мудрости» («После смерти Бога») мы находим изречение: «Кто хочет оправдать существование, тому надобно еще и уметь быть адвокатом Бога перед дьяволом», но более не встречаем местоимения «я», что может означать одно: Ницше не является защитником существования в мире, где бог мёртв. В период работы над книгой «Так говорил Заратустра», Ницше размышлял о метаморфозе дьявола, становящегося богом. Гибель дьявола в своей противоположности Ницше называл жестокой и героической. Но если бог мёртв, то дьявол, становясь богом, обретает себя как новый бог, также обреченный на смерть. Здесь кроется подвох, который обыкновенно не принимается в расчёт: бог умер от сострадания к людям. Так, чтобы избежать смерти старого бога (выйти из круга вечного возвращения), новый бог, иными словами, дьявол, становящийся богом, должен отбросить сострадание к человеку, иначе следующим (уже пост-ницшеанским) приговором станут слова о смерти дьявола. Грядущий бог жесток. «Я знаю дьявола и его перспективы в отношении бога»,– пишет Ницше. В 1882 году философ констатирует, что наступили времена, когда самому дьяволу приходится быть защитником бога, «если он хочет продлить и собственное существование». Но вернёмся к Заратустре, к предвестнику Сверхчеловека (грядущего бога). Какой ответ даёт Мартин Хайдеггер на главный вопрос о Заратустре? Он приводит слова из главы под названием «Выздоравливающий»: «Я, Заратустра, заступник жизни, заступник страдания, заступник круга— ...» Заратустра есть тот, кто оправдывает существование, становление, вечное возвращение. Он ещё не свободен от сострадания как своего последнего греха. Именно поэтому Заратустра ни Сверхчеловек, но тот, кто провозглашает его приход. В крови Заратустры ещё свирепствует яд сострадания.
Заратустра не есть тот, кто грядёт. Заратустра – тот, кто прейдёт, успокоится в смерти, как бог, что умер от своего сострадания к людям.
Заратустра ещё недостаточно жесток и героичен, чтобы стать воплощением «доброй воли к абсолютному самоуничтожению».
Заратустра («дионисийское чудовище») ещё недостаточно дьявол, чтобы становиться богом.
Заратустра – учитель вечного возвращения (как становящийся), но не носитель сакрального знания бога Силена, иначе бы его сентенции выжигали существование, а не оправдывали. Он учит о Сверхчеловеке, но сам им не становится. Его философская миссия – в другом.
В черновиках 1883 г. Ницше пишет: «О, Заратустра, защитник жизни! Ты должен быть и защитником страдания! Я не могу освободить тебя от ада; преисподняя должна восстать против тебя, а тени – свидетельствовать: «жизнь – это пытка».
Заратустра не просто оправдывает существование, но называет высшей волей к власти придание становлению характера бытия.................Начиная с 1889 года Ницше подписывается в своих письмах как Распятый или Дионис,.......
http://moytext.ru/docs/index-103251.html?page=3
http://moytext.ru/docs/index-103251.html?page=4
....
1.
Рассуждая о целях человеческих жертвоприношений, обыкновенно упоминают «теорию дара» (попытку умилостивить богов), «кормление» умерших предков, знак преклонения перед божеством, использование мощного выброса энергии в магических целях; «человеческие жертвоприношения в языческой Уппсале также ставили целью возрождение космоса и укрепление королевской власти», — как пишет Элиаде.
Цель могла быть и посвятительно-мистериальной, и искупительной. Вернёмся к тайному обществу «Ацефал» и идее его основателя – принесению в жертву одного из посвящённых, — которая так и не была воплощена, ибо если жертву найти было не столь сложно, то с поиском жреца дело обстояло совсем иначе. Ритуал жертвоприношения должен был исторгнуть жертву из профанного мира и водворить её в суверенный мир богов, дабы она не была сведена к вещи и сохранила свою сокровенную природу. Исследователи тайного общества «Ацефал» по какой-то причине проходят мимо Эроса, замечая лишь Танатос, вследствие чего, по нашему мнению, совершают серьёзную ошибку, – как смерть, так и сексуальность были для Батая эквивалентными материями, в которых проявляла себя сакральная ярость. «В некотором смысле труп – совершеннейшее утверждение духа. В непоправимом бессилии и отсутствии мертвеца проявляется сама сущность духа, так же как вопль убиваемого есть высшее утверждение жизни», – пишет Батай, тем самым делая смерть силой не только разрушающей, как принято полагать, но и халкионической (от греч. «халкейо» - «ковать, быть кузнецом»). Несомненно, была идея. И была решимость её осуществить. Не было только жреца (хотя Колетт Пеньо и признавалась в том, что, глядя на Андре Массона, ей казалось, что этот человек готов пойти на убийство, ритуал в период существования тайного общества «Ацефал» так и не состоялся; сам Батай был склонен поручить эту миссию Роже Кайуа). Сергей Фокин указывает, что, согласно Батаю, жертвоприношение представляло собой «актуализацию «священной – ницшеанской – фигуры трагического Диониса».
Но сообществу «Ацефал» был нужен не жрец, а жрица. Безусловно, эту роль могла взять на себя Мария де Нагловская, основательница парижской школы сексуальной магии «Золотая стрела». Тех, кому интересны биографические факты жизни Нагловской, мы отсылаем к соответствующим литературным источникам (в рамках данного исследования мы не станем на них останавливаться). Нагловская действительно могла стать воплощённой Богиней, обезглавившей Ацефала; и поскольку они – суть одно, проявление единой силы, это обезглавливание следует полагать в какой-то степени действом не столько ритуального убийства, сколько – самоубийства. Известно, что в «Золотой стреле» практиковался ритуал Испытание Повешенного, являвший собой напряжённый эротико-мортидный акт, приводящий к «взрывному проникновению в блистательную женщину в утонченный момент священного коитуса».
После смерти Марии де Нагловской школа «Золотая стрела» перестала существовать, та же участь постигла и тайное общество «Ацефал». Нас занимает вопрос, что могло произойти, пересекись пути Батая и Нагловской, т.е. соединись Ацефал с Верховной Жрицей Храма в хищном сплетении дьявольского Эроса и всесокрушающего Танатоса? Ритуальному убийству «Ацефала» не хватало той инициатической сексуальности, что была у «Золотой стрелы».Эротический экстаз уподоблялся Батаем предвкушению смерти, сексуальность он считал не больше, не меньше, как началом и истоком человека. Она была тем, что «больше всего противилось низведению человека до состояния вещи», это – область Sacrum, в которой лучше всего познаётся отличие обычной сексуальной деятельности от L`erotisme. Эволюция последнего всегда шла параллельно с эволюцией «скверны»; десакрализация обоих привела к уподоблению их «злому» и «отрицаемому». Чистая ярость, нарушающая запрет, становится единственным доступом к сакральному. Необходимо совершить «грех», чтобы вторгнуться в мир богов. «Бог – ничто, если он не есть превозможение Бога во всех направлениях – в сторону вульгарного бытия, в сторону ужаса и скверны; наконец, в сторону ничто…», – пишет Жорж Батай. Однако наступит время, когда «человек должен рассчитывать на что-то более веское, чем ничто». Трансгрессия Батая есть жест (дополняя определение Фуко), обращённый не «на», а «за» предел пределов, где нет уже ни Ацефала, ни лабиринта. Трансгрессия, берущая своё начало в ярости, в «жизненном вихре, пожирающем мрак», по Батаю, безмолвна. И она оказывается сильнее страха потерять голову. У Бальмонта есть потрясающей глубины строки: «В начале, если было начало, было Безмолвие, из которого родилось Слово по закону дополнения, соответствия и двойственности». То есть, следует говорить о появлении Слова как причине возникновения двойственности. Батай преодолевает и Слово, и двойственность, погружаясь в обезглавленную немоту ярости.
Учение Марии де Нагловской о Тройственном Божестве (Отец, Сын, Мать) заслуживает большого внимания, поскольку концепция смены Эонов, согласно этой доктрине, предстаёт в ином виде, чем, скажем, у Алистера Кроули (Эон Исиды, Эон Осириса, Эон Гора). По словам Нагловской, Сын двойственен, «он борется с противником единосущным его натуре – Сатаной» и только Мать «есть возвращение к Началу после окончательной битвы и примирение в Сыне двух его противоположных натур — христианской и сатанинской». Цель Матери виделась Нагловской в том, чтобы остановить Битву между Христом и Сатаной. Жрица провозглашала религию Третьей Эпохи, Религию Матери. Все, кто знали или хотя бы однажды в жизни видели Марию де Нагловскую, утверждают, что от этой женщины исходило удивительное ощущение чистоты. Иные подчёркивают её аскетизм, казалось бы, немыслимый в контексте практикуемых «сатанинских» ритуалов. Однако что в действительности представлял собой так называемый «сатанизм» «Золотой стрелы»? Для Нагловской Бог и Жизнь были синонимами, но Жизнь способна к творению лишь в результате диалектического процесса, что и привело Нагловскую к убеждению, что Жизнь должна находиться в перманентной конфронтации с Причиной, с отрицанием самой Жизни, которую она отождествляла с Сатаной. Посвященным следовало служить Сатане, являясь непосредственными участниками сотворения мира (иными словами, выступать на стороне Причины), и только потом, пройдя Испытание Повешенного, удостоиться служить Богу. Как пишет Х.Т.Хакль: «Нагловская сравнивает путь, принятый посвященными, с восхождением на символическую гору, на которую необходимо взбираться под руководством Сатаны. Однажды достигнув вершины, они окажутся повешены, тела же их будут сброшены с горы, однако инициаты должны безоговорочно верить обещанию Сатаны, что переживут это испытание. Затем, согласно Нагловской, в самый момент падения их религиозное служение прекратит быть сатанинским и станет божественным; и таким образом, послужив Сатане, они начнут служить Богу и поймут, что обе их службы есть одно и то же». Нагловская указывала путь на небо, лежащий через ад. Это было не что иное, как апокатастасис, своеобразное искупление Сатаны через очищение и усмирение – посредством сексуальных ритуалов. Кульминационный момент инициации имел своим результатом преодоление дуализма, строго необходимого на первой ступени ученичества. Ритуал Повешенного проходили исключительно мужчины, достигшие высших градусов. Нагловская обладала тем инфернальным светом женственности, которым были наделены наиболее таинственные персонажи произведений Батая, созданные борьбой невинности и преступления.
.............Древние верили, что голова и волосы содержат не только жизненную силу человека, но и являются хранилищем его духовной сущности, которая возрождалась в новом теле после того, как старое было поглощено смертью, поэтому потеря как волос, так и головы казалась им одинаково опасной. Батай меньше всего хотел вернуться, - его желанием было невозвращение из края возможного. Чтобы ступить за грань невозвращения, нужно было стать Ацефалом, войти в бесконечный лабиринт, свершив жертвоприношение, само-казниться, само-устраниться. Этот ритуал имел для Батая и членов тайного общества ещё один смысл, пожалуй, наиважнейший – жертвоприношение было ключом к самопознанию, к полному, тотальному переживанию своей истинной природы. Но только последующее принесение в жертву себя самого выводило за пределы даже изначальной природы, парапракрити. Если сакральное убийство одного из посвящённых позволяло жрецу приблизиться к смерти, то в тот самый момент, как он занимал его место, происходило его абсолютное вхождение в смерть. Более не существовало никаких приближений и отступлений. Только тотальное яростное вхождение в смерть. Или дионисийский танец к смерти..............спустя пять лет после смерти Лауры Жорж Батай встречает Диану Кочубей, но от прежнего Батая приходится отказаться. Ещё через два года на свет рождается Дианус, – не просто очередной псевдоним Батая, а обретшее плоть и стиль двуликое alter ego (Дианус-Янус), сотканное из дионисийства Фридриха Ницше и жреца-убийцы, священнослужителя в храме богини Дианы (см. «Золотую ветвь» Фрэзера). «Мне кажется, – писал Батай, – что в псевдониме Дианус объединяются вкус бородатой женщины и бога, который умирает, а из его горла вытекает ручьём кровь». Впервые имя Диануса появляется как авторская подпись под романом «Виновный». Батай-Дианус убивает своего предшественника и вторгается в роман «Ненависть к поэзии» как одно из главных действующих лиц. Диана Кочубей становится небесами и адом, к которым восходит (и в которые низвергается) её «Немийский жрец». В 1960-м году он, во всех своих начинаниях поддерживаемый Дианой, неожиданно возвращается к мысли о возрождении тайного общества «Ацефал», и намеревается пригласить в него своих друзей, среди которых были Мишель Лейрис, Патрик Вальбер, Жорж Амброзино и другие.............Взглянуть на Диониса и не сойти с ума, дано немногим. Чаще всего смельчакам достаётся жребий Эврипила3, легендарного предводителя фессалийских воинств. Вячеслав Иванов в своей работе «Ницше и Дионис» говорит, что в этом боге «жертва и жрец объединяются как тождество». Подобным же образом в фигуре Ацефала объединились смерть и жизнь, преступление и невинность. ........
................Отвечая на вопрос «кто такой Заратустра у Ницше?», Мартин Хайдеггер прибегает к определениям «оратор», «защитник» (Fursprecher, заступник), тот, кто держит слово перед кем-то, тот, кто оправдывает. Это утверждение приводит к следующему вопрошанию: кого хочет оправдать Заратустра? И здесь мы выходим из пространства самого Заратустры и обращаемся к Ницше. В Таутенбургских заметках для Лу фон Саломе (июль-август 1882) встречается острая фраза, которая звучит как: «Я advocatus diaboli и обвинитель Бога», однако, в «Злой мудрости» («После смерти Бога») мы находим изречение: «Кто хочет оправдать существование, тому надобно еще и уметь быть адвокатом Бога перед дьяволом», но более не встречаем местоимения «я», что может означать одно: Ницше не является защитником существования в мире, где бог мёртв. В период работы над книгой «Так говорил Заратустра», Ницше размышлял о метаморфозе дьявола, становящегося богом. Гибель дьявола в своей противоположности Ницше называл жестокой и героической. Но если бог мёртв, то дьявол, становясь богом, обретает себя как новый бог, также обреченный на смерть. Здесь кроется подвох, который обыкновенно не принимается в расчёт: бог умер от сострадания к людям. Так, чтобы избежать смерти старого бога (выйти из круга вечного возвращения), новый бог, иными словами, дьявол, становящийся богом, должен отбросить сострадание к человеку, иначе следующим (уже пост-ницшеанским) приговором станут слова о смерти дьявола. Грядущий бог жесток. «Я знаю дьявола и его перспективы в отношении бога»,– пишет Ницше. В 1882 году философ констатирует, что наступили времена, когда самому дьяволу приходится быть защитником бога, «если он хочет продлить и собственное существование». Но вернёмся к Заратустре, к предвестнику Сверхчеловека (грядущего бога). Какой ответ даёт Мартин Хайдеггер на главный вопрос о Заратустре? Он приводит слова из главы под названием «Выздоравливающий»: «Я, Заратустра, заступник жизни, заступник страдания, заступник круга— ...» Заратустра есть тот, кто оправдывает существование, становление, вечное возвращение. Он ещё не свободен от сострадания как своего последнего греха. Именно поэтому Заратустра ни Сверхчеловек, но тот, кто провозглашает его приход. В крови Заратустры ещё свирепствует яд сострадания.
Заратустра не есть тот, кто грядёт. Заратустра – тот, кто прейдёт, успокоится в смерти, как бог, что умер от своего сострадания к людям.
Заратустра ещё недостаточно жесток и героичен, чтобы стать воплощением «доброй воли к абсолютному самоуничтожению».
Заратустра («дионисийское чудовище») ещё недостаточно дьявол, чтобы становиться богом.
Заратустра – учитель вечного возвращения (как становящийся), но не носитель сакрального знания бога Силена, иначе бы его сентенции выжигали существование, а не оправдывали. Он учит о Сверхчеловеке, но сам им не становится. Его философская миссия – в другом.
В черновиках 1883 г. Ницше пишет: «О, Заратустра, защитник жизни! Ты должен быть и защитником страдания! Я не могу освободить тебя от ада; преисподняя должна восстать против тебя, а тени – свидетельствовать: «жизнь – это пытка».
Заратустра не просто оправдывает существование, но называет высшей волей к власти придание становлению характера бытия.................Начиная с 1889 года Ницше подписывается в своих письмах как Распятый или Дионис,.......
| Название | Acephale От Диониса Ницше к «мистерии казни» Батая Путь безглавого Бога |
| Дата публикации | 11.05.2013 |
| Размер | 0.95 Mb. |
| Тип | Документы |
| источник | http://vk.com/doc-30500776 |
http://moytext.ru/docs/index-103251.html?page=4
....
14:4121.10.2013 (обновлено: 22:51 21.10.2013)15819641857206
Автобус следовал рейсом "Государственный университет — кинотеатр "Юбилейный"". По предварительным данным, взрывное устройство сработало в 14:05, когда автобус стоял на остановке "Лесобаза", расположенной на улице Лазоревой.
Взрыв в автобусе совершила смертница — 30-летняя уроженка Дагестана Наида Ахиялова. По данным следствия, женщина зашла в автобус на одной из остановок и почти сразу прогремел взрыв..........
............МОСКВА, 21 окт — РИА Новости. В результате взрыва в автобусе в Волгограде погибли по меньшей мере шесть человек, десятки получили ранения.Автобус следовал рейсом "Государственный университет — кинотеатр "Юбилейный"". По предварительным данным, взрывное устройство сработало в 14:05, когда автобус стоял на остановке "Лесобаза", расположенной на улице Лазоревой.