МИРЧА ЭЛИАДЕ И ЕДИНСТВО ЕВРАЗИИ Я никогда не говорю о Европе или Азии, но о Евразии. Нет такого события, которое бы имело место в Китае или Индии и не влияло на нас, или наоборот. И так было всегда. Джузеппе Тульчи. “La Stampa”, 20 octombrie 1983. Марсель Мосс, этнолог и антрополог, принадлежащий социологической школе, признавал, что «от Кореи до Великобритании существует единая история, история евразийского континента». Франсуа Тюаль “Une entreprise de rйsistance”, предисловие к Pierre Biarnйs, Pour l’Empire du mond»e, Ellipses. Edition marketing, Paris 2003, p. 7. Я открыл то, что здесь, в Европе, корни находятся глубже, чем я думал. И эти корни, не отрицают фундаментального единства не только Европы, но и целого мира, протянувшегося от Португалии до Китая и от Скандинавии до Цейлона. Мирча Элиаде , «L’йpreuve du labyrinthe. Entretiens avec Claude-Henri Rocquet, Pierre Belfond, Paris 1978, p. 70. Румыния – перекресток Евразии Тот, кто знает определение данное румынам Эженом Ионеску (“le Roumain est un animal nationaliste /румын – это националистическое животное), может показаться парадоксальным то, что Мирча Элиаде, который был настоящим националистом и вдобавок «пером Архангела»(1), в точности подтвердил концепцию Тучи и Мосса о единстве Евразии, содействовав ее развитию своей научной деятельностью. И все же, Элиаде был твердо уверен в существовании этого единства, как следует и из того факта, что в разгар холодной войны он открыто отвергал узкое представление о Европе, которое хотели ему навязать защитники «западной цивилизации».
Он, на самом деле, с сарказмом высмеивал западнические представления, замечая «Есть еще на западе люди, для которых Европа заканчивается на Рейне, или самое большее в Вене. Их география глубоко сентиментальна: он приезжают в Вену в свадебное путешествие, дальше начинается чужая земля, возможно чарующая, но неясная: эти пуристы хотели бы поскрести русского и найти того, известного татарина, о котором слышали в школе. Когда они бросают свой взгляд на Балканы, то видят гигантское смешенье аборигенов, которое продолжается вплоть до Малайзии»(2). Элиаде, как румын не был западным человеком с рождения, но принадлежал нации, которая зародилась на географическом перекрестке, в регионе, игравшем ключевую роль в переселениях народов, так что соплеменники Элиаде часто проявляли определенную склонность к синтезу и культурному посредничеству(3). Как он сам говорил, «мы (румыны) осознаем, что находимся между Западом и Востоком. Вы знаете, что румынская культура является определенным «мостом» меду Западом и Византией, между Западом и славянским миром, восточным и средиземноморскими мирами. Говоря по правде, я осознал это недавно. Я почувствовал себя потомком и наследником культуры интересной потому, что находится она между двумя мирами: западным, чисто европейским и восточным. Я принадлежал обеим этим вселенным. Западной, посредством языка, латинского по происхождению и духовному римскому наследию, обычаям. Но я принадлежал и культуре, на которую с неолитических времен влиял Восток. Это действительно для румына, но я уверен, что точно также себя ощущают и болгары и сербо-хорваты, в целом, все Балканы, Юго-Восточная Европа и часть России»(4). В любом случае, еще в румынский период своей деятельности Мирча Элиаде мог «понимать те национальные традиции, которые делают Румынии, латинскую цивилизацию со славянскими и турецкими влияниями, мостом между балканской Европой и турецкой Евразией»(5).
no subject
:::: Клаудио Мутти :::: 16 novembre, 2012
МИРЧА ЭЛИАДЕ И ЕДИНСТВО ЕВРАЗИИ
Я никогда не говорю о Европе или Азии, но о Евразии. Нет такого события, которое бы имело место в Китае или Индии и не влияло на нас, или наоборот. И так было всегда.
Джузеппе Тульчи. “La Stampa”, 20 octombrie 1983.
Марсель Мосс, этнолог и антрополог, принадлежащий социологической школе, признавал, что «от Кореи до Великобритании существует единая история, история евразийского континента».
Франсуа Тюаль “Une entreprise de rйsistance”, предисловие к Pierre Biarnйs, Pour l’Empire du mond»e, Ellipses. Edition marketing, Paris 2003, p. 7.
Я открыл то, что здесь, в Европе, корни находятся глубже, чем я думал. И эти корни, не отрицают фундаментального единства не только Европы, но и целого мира, протянувшегося от Португалии до Китая и от Скандинавии до Цейлона.
Мирча Элиаде , «L’йpreuve du labyrinthe. Entretiens avec Claude-Henri Rocquet, Pierre Belfond, Paris 1978, p. 70.
Румыния – перекресток Евразии
Тот, кто знает определение данное румынам Эженом Ионеску (“le Roumain est un animal nationaliste /румын – это националистическое животное), может показаться парадоксальным то, что Мирча Элиаде, который был настоящим националистом и вдобавок «пером Архангела»(1), в точности подтвердил концепцию Тучи и Мосса о единстве Евразии, содействовав ее развитию своей научной деятельностью.
И все же, Элиаде был твердо уверен в существовании этого единства, как следует и из того факта, что в разгар холодной войны он открыто отвергал узкое представление о Европе, которое хотели ему навязать защитники «западной цивилизации».
Он, на самом деле, с сарказмом высмеивал западнические представления, замечая «Есть еще на западе люди, для которых Европа заканчивается на Рейне, или самое большее в Вене. Их география глубоко сентиментальна: он приезжают в Вену в свадебное путешествие, дальше начинается чужая земля, возможно чарующая, но неясная: эти пуристы хотели бы поскрести русского и найти того, известного татарина, о котором слышали в школе. Когда они бросают свой взгляд на Балканы, то видят гигантское смешенье аборигенов, которое продолжается вплоть до Малайзии»(2).
Элиаде, как румын не был западным человеком с рождения, но принадлежал нации, которая зародилась на географическом перекрестке, в регионе, игравшем ключевую роль в переселениях народов, так что соплеменники Элиаде часто проявляли определенную склонность к синтезу и культурному посредничеству(3).
Как он сам говорил, «мы (румыны) осознаем, что находимся между Западом и Востоком. Вы знаете, что румынская культура является определенным «мостом» меду Западом и Византией, между Западом и славянским миром, восточным и средиземноморскими мирами. Говоря по правде, я осознал это недавно. Я почувствовал себя потомком и наследником культуры интересной потому, что находится она между двумя мирами: западным, чисто европейским и восточным. Я принадлежал обеим этим вселенным.
Западной, посредством языка, латинского по происхождению и духовному римскому наследию, обычаям. Но я принадлежал и культуре, на которую с неолитических времен влиял Восток. Это действительно для румына, но я уверен, что точно также себя ощущают и болгары и сербо-хорваты, в целом, все Балканы, Юго-Восточная Европа и часть России»(4).
В любом случае, еще в румынский период своей деятельности Мирча Элиаде мог «понимать те национальные традиции, которые делают Румынии, латинскую цивилизацию со славянскими и турецкими влияниями, мостом между балканской Европой и турецкой Евразией»(5).